Человек раскрутил с себя веревку с крюком, прицелился, бросил крюк на лестницу. Негромкий стук - и крючок надежно зацепился за нижнюю ступеньку. Он подскочил к стене и по веревке проворно добрался до лестницы, по ней торопливо на крышу. Сырая от вечернего дождя крыша - покрыта толью и залита гудроном, человек пробежал по ней и юркнул в дверцу, очутился в складе. Там, уже по внутренним металлическим лестницам - спустился сначала на смотровую площадку, затем на площадку мостового крана, оттуда на землю. В складе было совершенно тихо и еще более темно, чем на улице. Натыкаясь на ящики, контейнеры, спотыкаясь неизвестно обо что, почти на ощупь приблизился к мешкам, наполненным баритовым порошком, закатил рукав и углубился в него по самое плечо.
И в это время ворота застучали, загремели, снаружи снимали замки, послышался приглушенный разговор. Человек стремглав бросился назад, в несколько секунд оказавшись под крышей. Ворота отворились, зашарили по углам фонари. С высоты голоса слышались плохо.
--Вы, Клеопатра Алексеевна... зря... четырежды говорил...как прикажете...само собой...
--Костя, ты отвечаешь... а ещё ...глухой...? Я же ясно слышала! повысился голос.
--Крысы наверное! Тут их знаете сколько?
--Головой отвечаешь! Вместе с завскладом! Слышали? Оба!
--Конечно! Само собой!
Человек на смотровой площадке, в темноте нечаянно задел забытый рабочими рожковый ключ, он звякнул и с высоты полетел под ноги говорящим, громко шлепнулся на землю и скользнул под двадцатитонный контейнер.
--Что это!? А говорил крысы!
Лучики фонарей зарыскали по верху: по мостовому крану, по крыше, по вентиляционным сооружениям, по балкам.
--Вон он!
--Стой, падла! Стрелять буду!
В одно мгновение мужчина вылетел на крышу, бросился к пожарной лестнице, оттуда, обжигая руки, по веревке на землю. А охрана мчалась со сторожки и с самого склада, лязгали затворы пистолетов и автоматов. Беглец добежал до полуразрушенных строений, ржавых металлоконструкций и затерялся в них. За ним следом подлетели охранники.
--Цепью давай, цепью! Не уйдет!
--Братаны! Заглядывайте в каждую дыру! В каждую яму!
--Вон там мелькнул!
Выстрел! Ещё один!
--Стой, падла! Хуже будет!
--Щас, щас я его в журню отправлю!
Молния и гром - короткая очередь из АКМ.
--Налево, Костя! Налево!
--Окружай!
--Острожно! Под свои стволы лезешь, дурак!
--А-а! Ногу! Колено! Ударил, ч-черт!
Увертываясь, извиваясь, человек подлетел к бетонному забору, встал на торчащий железный костыль и перекинул тело за ограду. Преследователи находились еще в дебрях металлолома и развалин, но в последний момент пуля цокнула рядом с беглецом, отколов бетонную крошку и больно рассекла щеку.
Он скакал по буеракам, по разбросанным кучкам мусора, по стеклянному лому, бежал к оврагу, где спрятана была машина. Кубарем скатился к колесам, распахнул дверь и, заведя двигатель - с ревом сорвался с места.
Преследователи остались позади, человек достал носовой платок, и одной рукой удерживая руль, вытер кровь с раненой щеки.
--Ну, Ромейко, ты даешь! Врюхался в приключение!
Жигули неслась по дороге в город, Ромейко скосился в зеркало - издалека фарили две машины, переключались с ближнего на дальний. Он прибавил газу.
--Выручай, старушка!
Жигуль выл от напряжения, гремели не отрегулированные клапана и растянутый ремень, поршневые перегородки готовы были разрушиться.
--Жми родная! До поста дотяни, а там разберемся!
Сзади, не переставая, семафорили.
--Хорошо, хоть номера додумался снять! - он опять вытер кровь со щеки, сбегающую на шею, на живот. Машина выдала все ресурсы, больше выжать из неё ничего нельзя. - Ещё немного! Не подведи!
Впереди показался ярко освещенный пост ГАИ. Ромейко подлетел к нему и со всего маху ударил по тормозам. Его кинуло на руль, в следующую секунду он завернул в бок и приткнул машину у входа в пост. Оттуда вынесло знакомого гаишника.
--Это ты, капитан? Пьяный, что ли? Куда гонишь?
Видно было, как вдалеке преследователи остановились, завернули обратно и, мерцая задними фонарями, исчезли в темени.
--Нашел пьющего! Я одиннадцать лет, как бросил! Забыл?
--Да ты в крови весь! Что случилось?
--Ерунда! Щеку сучком распорол! Повезло, мог бы и в глаз попасть!
А на базе спешно собирали и увозили оружие, опасаясь визита полиции. Больше других метался Костя. Муратидзе дала необходимые распоряжения, вызвала по телефону Грека, и в сопровождении телохранителей - укатила.
27
Весна буйствовала зеленью, но холода долго не отпускали. Ученые мира трубили об ущербе, наносимом природе деятельностью человека, о глобальном потеплении - а в Шымкенте обыватели бурчали о необычно прохладной весне. В середине апреля люди еще не вылезли из теплых курток и плащей, из свитеров и пуловеров. И опять синоптики обещали заморозки на севере страны до двадцати градусов мороза, а на юге - до пяти. И хоть сами по себе заморозки весной не редкость, и урожаи гибли, но все же не южная это погода, считали обыватели.
Атамбай ёжился под навесом в ожидании чая, а женщины рядом валяли пирожки и швыряли их в масло, на горячую сковороду. Белое тесто взбухало, рыжело, золотилось и испускало дымный аромат. Пирожки с картошкой, покрытые свежей корочкой, горячие, сочные - вещь. Еще вкусны беляши, такие же свежие и сочные, но их Атамбай покупал редко, неизвестно какое мясо, какой фарш в уличных условиях туда закладывается. Не так давно пресса сообщала об узбекском каннибале, профессоре из Самарканда, или Бухары, который убивал людей, перекручивал их на фарш и продавал в виде шашлыка. Говорят, попадают в фарш и ишаки, и собаки, и кошки. Бр-р!
Когда пирожки прожарились и их подали с чаем, к Атамбаю за стоячий столик подошла Мурка. Сбросила сумочку с плеча, навесила на приваренный железный крюк.
--Смотрю - Атамбай, не Атамбай...
--Здравствуйте, Клеопатра Алексеевна.
--Привет. Всегда завтракаешь в такой непринужденной обстановке?