--Схожу-ка я на рыбалку. - рассуждал Атамбай, кутаясь в шерстяной свитер, было прохладно. - К обеду горячей ухи сварганим, днем костра не видно.
--Обрез захвати. - напомнил Витя, выкладывая патроны.
В знакомом затоне тихо шелестели зеленые камыши, стайками над головой вилась мошка. Жирные, черные комары, хорошо потрудившись ночью - на день укладывались спать, лишь отдельные экземпляры лениво, сонно жужжали над ухом.
Атамбай закинул удочку, сел на колени и услышал первый выстрел со стороны землянки. Стаи уток шумно поднялись в воздух, взлетели стремительные фазаны. И тут же следом затараторил АКМ длинными и короткими очередями. Затем Атамбай различил чеченский Борз и израильский УЗИ. Он подскочил, вложил два патрона в стволы обреза, взвел курки и ринулся, почти не прячась, к Вите на помощь. Бой впереди разгорелся нешуточный: озлобленный калашников молотил во все стороны, шальные пули свистели и резали ветки даже над головой бегущего Атамбая. Когда замелькали фигуры бандитов, Атамбай не целясь бахнул дуплетом, дрожащими руками перезарядил обрез. Сразу воздух вокруг ожил, и белый солончак покрылся сетью мелких разрывов. Он выстрелил ещё раз и вскрикнул от боли - пуля раздробила правое плечо. Из обвислой руки выпало оружие, под рубашкой фонтанировала кровь, ручьем сбегая к трусам. Со стоном попробовал поднять обрез левой рукой, но не успел: трое подбежавших парней выбили его пинками, заодно угощая стрелка ударами по ребрам и по голове.
--Ты что, паскуда? Двоих наших уложил?!
--У него картечью заряжено! Как по кабанам палил, гад!
Атамбай подхватили под руки, потащили к землянке, отсеченная Витина голова валялась возле догорающего костра и испуганно улыбалась. Из-за кустов по воздуху выплыл Грек, достал стеклянный пузыречек, отсыпал насвай на ладонь, и, оттопырив нижнюю губу, отправил туда зеленые крупинки. Сплюнул густую слюну и посочувствовал:
--Больно, Атамбай? Зря ты так. Против Мурки воевать нельзя. Э-эх! Ну прощай.
Махнул высокому парню, тот подошел, выхватил кривой узбекский нож из-за ремня, и, всадив по рукоятку в живот Атамбая - рванул лезвие кверху. Атамбай еще стоял, а кишки уже вывалились в золу костра, левой рукой он удивленно собирал их на место - потом рухнул.
--Откуда столько жестокости? - Грек брезгливо поморщился, и опять сплюнул зеленую насвайную слюну. - Мясник!
Цаца, улыбаясь, скаля белые зубы, пошутил:
--У тебя что, сердце больное? Отвернись, Грек!
От налетевших мух невозможно было отбиться. Грек матюгнулся и коротко бросил:
--Уходим!
38
На столе дымился горячий кофе в чашке с блюдцем. Два зеленых человечка, два гномика, стояли возле чашки. Оба остроухие, с длинными тупыми носами, в зеленых колпаках и кафтанчиках, с беленькими круговыми воротничками, тонконогие и круглоглазые. Один держал чайную ложку, как весло, и помешивал ею крепкий кофе, другой, сложив ручки на животе, грустно смотрел в чашку, будто в фаянсовую бочку.
--А-а! Вас уже двое... - безразлично определил Козыбаев, пожимая губами. - Ведите себя прилично...
Смахнул человечков, как смахивают назойливых мух, взял напиток, сделал глоток и тут же запил холодной водой. Так научила Муратидзе на обеде в честь открытия больничной пристройки. Это вкусно: обжигающий кофе - глоток ледяной воды, обжигающий кофе - глоток ледяной воды.
Что-то не ладится с заводом, на который положила Мурка глаз. Человек, которого она внедрила в заводоуправление, и который претендовал на место директора с его, Козыбаева, подачи - не прошел. Иностранцы не позволили. Хотя - какие там иностранцы! Россияне! Самый крупный пакет акций, хоть и не контрольный. А после того - директор с главным бухгалтером залетели в автомобильную аварию... Далеко не дура, эта Муратидзе. Заводец хоть и низкорентабельный, однако продукцию дает монопольную в Казахстане. Большие потенциальные возможности, большие. Руки надо правильно приложить.
Под столом послышался шорох. Козыбаев нагнулся, и увидел выползающую на коленях обнаженную Мурку. Жгуче-черные слипшиеся волосы раскиданы по спине, по плечам, груди острыми сосками торчали книзу, лицо повернуто на Козыбаева, а из раскрытого накрашенного рта высовывалось яблоко человеческого глаза. С ярко-красных губ стекала струйка крови, в самом глазу тоже были видны порванные кровавые капилляры. Глаз осмотрел кабинет, мебель, дорогую аппаратуру, покосился на Козыбаева, затем Муратидзе захлопнула рот и прокашлялась.
--Простыли, Клеопатра Алексеевна? - участливо спросил аким, допивая кофе. - В кабинете прохладно, кондиционер, а вы раздеты. - Сбросил со стола гномов и поставил чашку. - Оденьтесь, оденьтесь. Неудобно.
Тут в дверь постучали, вошел смутившийся помощник, обнаружив шефа с всклокоченными волосами, с расстегнутой ширинкой, из которой торчал конец белой рубашки.
--Нургали Аширович... Там, этот, редактор...
--Какой редактор? Я не звал...
--Ну, которого избили. Говорит, вы вызывали.
--А-а! Да-да. Сейчас. Пусть войдет.
Козыбаев глянул в зеркало и быстро привел себя в порядок, заправился, причесался. Когда появился газетчик - был в полном ажуре. Пригласил его присесть за длинный боковой стол, сам опустился рядом.
--Как чувствуете себя, господин Курашов?
--Лучше. Спасибо.
--Да. По вашему лицу не сказать, что лучше. Вы хоть запомнили лица этих ублюдков?
--Нет.
--Особые приметы? Ну, хоть что-нибудь?
--Да нет. - развел он руками - Неожиданно произошло. Напали, избили, исчезли.
--Что творится! Как говорят - о времена, о нравы! У вас боевая газета, наверное, успели кому-то насолить. - Козыбаев поднялся и прошелся по кабинету взад, вперед. - Я возьму это дело на контроль. Но и вы тоже, знаете - поосторожней. Считайте, вам сделали предупреждение. Ну, бандитизм, ну бандитизм! Этого я так не оставлю. Конечно, вы поливаете и меня грязью, но пусть на вашей совести все и останется.
--Мы даем объективную информацию, ничего не выдумывая.
--Ладно вам! Вся эта объективность от оппозиционности! Кто этого не понимает? Но я одинаково отношусь ко всем журналистам, и своим, и оппозиционным. По-демократичному.
И опять под столом послышался шорох, оголенная Мурка выглядывала из-под тумбы - два длинных клыка блеснули в солнечном кабинете. Козыбаев испуганно, ногой задвинул её обратно под стол, и щелчком, будто сбивая пылинку, ударил пальцем по ногам зеленому человечку. Колпак от удара подскочил, и он, кувыркаясь, отлетел к другому гномику. Там, потирая ушибленное колено состроил рожицу и показал городскому голове кулак.