— Ну, пошли, пошли, в кают-компанию пошли. Видишь, какой прием приготовили? Как арабскому шейху! Жить будешь в «Англетере», столоваться на «Андрее Красине», девочки и кофе в постель! А? — подмигнул Иван Иваныч, когда все перездоровались.
— Да-а, хорошо… Думаю, в Алма-Ате мы тоже не ударим в грязь лицом, когда надумаешь в гости к нам, Иван Иваныч! От аэропорта до гостиницы ковровую дорожку кинем! Как-никак князь северной столицы Руси!
Рассмеялись.
Коки на камбузе варганили что-то вкусное, по теплоходу распространялись запахи. Иван Иваныч внезапно остановился.
— Слушай, Булат-Сифон, ну его к херам, твой «Англетер»! Большую каюту выделю — оставайся здесь! Охрана надежная, сам знаешь, и сервис в порядке. А?
— Отчего же? Можно! — ответил тот, вдыхая аромат жареного мяса, они с Ланцетом изрядно проголодались. — Только на одну ночь, Иван Иваныч. Завтра — назад. Дела, дела.
— И договорились! Как насчет душа, освежиться с дороги?
— Было бы не плохо. Не помешает.
Гостей устроили в просторной каюте. Иван Иванович предлагал две отдельные, но Булат-Сифон, в целях безопасности, подумав, отказался. Питер все же не Алма-Ата, хотя и там спокой только снится. Пусть тут и охрана надежная, и хозяин радушный, но… Бог бережет, и сам старайся. Вдвоем, оно веселее будет. Просторной каюта называлась по морским меркам, по общепринятым же, это небольшое помещение с двумя кроватями, с двумя креслами и тумбочками, встроенным платяным шкафом и иллюминатором, с видом на причал. Впрочем, все довольно уютно, со вкусом и шармом.
Булат-Сифон разделся и по пустынному коридору прошлепал в душевую, отрегулировал теплую воду, намылился, и стоя на резиновом коврике, с наслаждением поливал себя упругими струями. Сполоснувшись, тщательно вытерся махровым полотенцем, и набравшись бодрости, насвистывая, отправился одеваться. Ланцет проделал все то же самое.
Через сорок минут собрались в кают-компании на ужин. Ужин был вкусным и обильным, говорили о всякой ерунде, Иван Иванович будто и не помышлял о деле, а попытки Булата-Сифона вежливо пресекал. Наконец насытились. Пили мало, хотя стол ломился от бутылок, Булат-Сифон не пил вовсе, а жирное ел осторожно. Язва. Вышли на верхнюю палубу, поднялись на спардек и, устроившись в креслах-качалках, закурили. Присутствовали только воры в законе, остальные остались на шкафуте и, опершись руками на леера, глядя на грязную воду, плещущуюся у ватерлинии, перекидывались шутками.
Солнце закатывалось, стояла редкая, без дождя, теплая погода. В порту вскрикивали буксиры, помогая швартоваться прибывшему лайнеру из Франции. Иван Иванович подвинул к себе пепельницу, стряхнул пепел.
— Во-от. Теперь можно. — на правах хозяина сказал он. — Можно и о деле. — Несколько помолчал. — Я уполномочен, Булат-Сифон, от имени питерского сходняка предложить пятьдесят процентов. Ты знаешь. Мурловка эта, Мурка, — при упоминании её клички, лицо Ивана Ивановича перекосилось злобой, — позволила себе роскошь кидать воров. И не просто кидать, а кидать по-крупному. Плюс к тому завалить четырнадцать невинных людей. — Иван Иванович еле сдерживался. — Левушнице давно надо дать наркоз. Нам помощь нужна. Нужна, Булат.
— Ну, что ж. — Булат-Сифон запнулся, сглотнул слюну. — Мы собирали воров на конду. Нашему сходняку я зачитывал твою клеву, Иван Иванович. Аргументы весомые. — Булат-Сифон решил не говорить пока о своей обиде на Мурку. Не подвернись Ивана Иваныча, ей все равно объявлена была бы война. А теперь, по такому случаю, надо поломаться с понтом, набить цену, авось на будущее пригодится. Он вздохнул. — Плохо, что с бабой дело приходится иметь. — сказал он. — Бабы коварны и расчетливы, чуют опасность за километр, но вследствии природной глупости — почти не испытывают страха. А эта — умная стерва. И у неё двести пятьдесят стволов. Прикинь? Иван Иваныч? Алтушками она не занимается.
— Знаю, знаю. — нетерпеливо перебил Иван Иванович, сложив пальцы шелбаном и швырнув бычок за борт, в блестевшую от нефти воду. — Не крути статистику, Булат-Сифон. Тебя не устраивают пятьдесят процентов?
— Я и говорю. Устраивают. Только с неё возьмешь? Этот куплет мы спели, она не собирается их возвращать. Де-фолт!
— Ну, и…
— И помогу я тебе, Иван Иваныч, считай задаром. Символически. Десять процентов я завтра должен увести с собой.
— Ско-олько? Охренел, Булат? Десять процентов! — Иван Иванович медленно поднялся из-за стола. — Это не серьезно! Пять процентов. Пять! И то много. Остальные сорок пять после победы.
— Не катит. — качнул головой Булат-Сифон. — После победы никто ничего не возьмет. Не у кого будет. Или ты, Иван Иваныч, надеешься найти в её доме сундуки с изумрудами? Хотя… Хер его знает… Ладно, семь. Но не меньше!