Видно было, как вдалеке преследователи остановились, завернули обратно и, мерцая задними фонарями, исчезли в темени.
— Нашел пьющего! Я одиннадцать лет, как бросил! Забыл?
— Да ты в крови весь! Что случилось?
— Ерунда! Щеку сучком распорол! Повезло, мог бы и в глаз попасть!
А на базе спешно собирали и увозили оружие, опасаясь визита полиции. Больше других метался Костя. Муратидзе дала необходимые распоряжения, вызвала по телефону Грека, и в сопровождении телохранителей — укатила.
27
Весна буйствовала зеленью, но холода долго не отпускали. Ученые мира трубили об ущербе, наносимом природе деятельностью человека, о глобальном потеплении — а в Шымкенте обыватели бурчали о необычно прохладной весне. В середине апреля люди еще не вылезли из теплых курток и плащей, из свитеров и пуловеров. И опять синоптики обещали заморозки на севере страны до двадцати градусов мороза, а на юге — до пяти. И хоть сами по себе заморозки весной не редкость, и урожаи гибли, но все же не южная это погода, считали обыватели.
Атамбай ёжился под навесом в ожидании чая, а женщины рядом валяли пирожки и швыряли их в масло, на горячую сковороду. Белое тесто взбухало, рыжело, золотилось и испускало дымный аромат. Пирожки с картошкой, покрытые свежей корочкой, горячие, сочные — вещь. Еще вкусны беляши, такие же свежие и сочные, но их Атамбай покупал редко, неизвестно какое мясо, какой фарш в уличных условиях туда закладывается. Не так давно пресса сообщала об узбекском каннибале, профессоре из Самарканда, или Бухары, который убивал людей, перекручивал их на фарш и продавал в виде шашлыка. Говорят, попадают в фарш и ишаки, и собаки, и кошки. Бр-р!
Когда пирожки прожарились и их подали с чаем, к Атамбаю за стоячий столик подошла Мурка. Сбросила сумочку с плеча, навесила на приваренный железный крюк.
— Смотрю — Атамбай, не Атамбай…
— Здравствуйте, Клеопатра Алексеевна.
— Привет. Всегда завтракаешь в такой непринужденной обстановке?
— Люблю пирожки. А ем их в одном месте, здесь.
— Понятно. Про вчерашнее слышал?
— Имеете в виду стрелялки? Слышал. Грек сообщил.
Мурка взяла с тарелки Атамбая пирожок и запустила в него зубы.
— М-да. Ехал Грека через реку. — сказала она, жуя. — Сунул Грека в реку руку. Ну, что он рассказал?
— Да что? Стреляли на складе… Кто-то проник на территорию. Шпана наверное? Или есть другие предположения?
— Подозреваю одного типа. Знаешь кого?
— Не-а.
— Бывшего полицейского. Ромейко.
— Зачем это ему? Мстит, что без работы остался? Его бы и так выгнали. На юге в силовых структурах русских не любят. Их можно по пальцам пересчитать.
— Это только мои предположения. А зачем? Может и мстит. Но я думаю из гордости. Как ни крути, а профессионал он тот ещё. Тертый спец!
— Хорошо. Допустим — он. Чем нам это грозит? — Атамбай начал второй пирожок, и ещё один подложил Мурке. — Все ещё роет дело с наркотой? Не осталось ни одного свидетеля, только три камазиста. А те ничего не скажут — потому, что не знают. Все чисто.
— Поэтому и роет, что чисто. Доказуха нужна. Официально-то мы можем и послать его, теперь не на службе. А неофициально… Будет вот так гнилить, пока не подстрелят. Ладно. Что там с латышами?
— Ничего. Нормально. Выполняем контракт.
— Знаю, знаю.
— Есть возможность увеличить поставки. Мне с Узбекистана звонили, предлагают свой хлопок.
— О-о! — замахала руками Мурка. — Ты что, погнал, Атамбай? Первый раз с узбеками работаешь? Ну, съезди ещё раз, пообщайся с таможней, с ментами, с налоговой. Это же Казахстан начала девяностых! Лучше с папуасами, с неграми, с кем угодно, только не с Каримовым!
— Да я так, к слову.
— Угу. К слову. Мне вот к слову на ящик из Нигерии опять электронка пришла. Прикинь? Черномазые какой уже раз предлагают обналичить пять миллионов баксов. Ха-ха-ха! — внезапно развеселилась. — Якобы у одного придурка дедушка — совладелец алмазных разработок. Ну и, юридические заморочки таковы, что для получения внучком денежек — их необходимо переслать на счет заграничной компании, или частного лица, и обналичить. За услугу предлагают десять процентов от суммы. Лафа да? В одном беда: у потенциально богатенького буратины, у внучка — нет средств на оформление процедуры, всего-то сотни-другой долларов. И я должна их послать. Прикинь? Смешит наивная настойчивость, или настойчивая наивность — с какой черножопые записывают меня в лохи. С постоянством восхода и заката я освобождаю почту от таких коммерческих предложений. Тебе не присылают?
— Кажется, из Берега Слоновой Кости, что-то было. Содержание примерно то же. Папа-бизнесмен внезапно умер, а дочь с мамой не могут получить наследство. Балабаны из Африки.
— Ну. Не знаю, почему облюбовали мой ящик?
Они дожевали пирожки, вытерли жирные пальцы нарезанными салфетками и поднялись. Атамбай вынул из кармана мелочь и рассчитался с официанткой, пожилой некрасивой казашкой. Мурка махнула телохранителям в машине, чтоб ехали без неё, а сама решила пройтись до офиса с Атамбаем. Один из охранников вылез и на расстоянии нескольких шагов тронулся следом. Утренний Шымкент наполнялся людьми, в районе МКТУ сновало много студентов.
— Вот что, Атамбай. — Мурка вздохнула и полезла за сигаретой. — Если мы бортанем латышей?
— Не понял?
— Соображай! Бабки нужны срочно. Теперь понял? Предоплату за следующую партию получаем, а с товаром торопиться не будем.
Атамбай остановился.
— Да вы что!? Деньги идут перечислением, начнутся суды, арбитражи, разборки!
— Тебя волнует только это? — Мурка улыбнулась. — Не беспокойся. Наши стряпчие устроят форс-мажорные обстоятельства. Все будет грамотно.
— Клеопатра Алексеевна! Так нельзя! С Иван Иванычем до сих пор не разобрались! Думаете, нам простили? Питерские? Четырнадцать человек положили! Или зря рисовался тут Булат-Сифон?
— Ну, хватит! — Мурка внезапно рассвирепела. — Фильтруй базар! — прошипела как можно тише, оглядываясь на посторонних. — Будешь мне сцены устраивать! Советовать мне будешь! Иван Иваныч, Булат-Сифон! Или, может, глазками туда стреляешь? Защитник?
— Да причем тут!.. Неужели непонятно: если и латышей кинем — никто с нами работать не будет?!
Они застыли среди тротуара, студенты озирались на них, обходили, толкали.
— Чего торчим? Пошли! — Мурка сдвинулась, увлекая Атамбая, охранник следовал в отдалении. — Слушай сюда, бухгалтер! — прищурилась, еле сдерживаясь. — Больше никогда, понял, никогда не говори о том, чего не спрашиваю! Понял, говорю? — резко повернулась и схватила его за пуговицу. Телохранитель напрягся. Атамбай разжал губы.
— Слушаю вас.
— Я уничтожу этих Иванов Ивановичей, Булатов-Сифонов, Седых и прочих! Всех, кто возникнет на дороге! Не знаю, что такое воровские законы и понятия, и не хочу знать! Я сказала — это и есть закон!
— Латыши не воры. Обычные бизнесмены. Наша репутация зависит от того, насколько добросовестно выполним свои обязательства.
— Вздумал читать лекцию о репутации? Нужны бабки, и не важно какой ценой! Необходимо кинуть латышей — я кину, взорвать земной шар — взорву! Пущу в космос все население земли тогда, когда возникнет необходимость! И не напоминай мне об этих говнюках, Сифонах и прочих! Репутация! Ты о чем, Атамбай? Где таких слов набрался? Разве говорила я когда-нибудь о репутации? Репутацию дают деньги, а деньги бывают у тех, кто о репутации не заботится! В университете вас учили считать бабки, а надо было учить — как их делать. Что же молчал ты о репутации, когда питерских кинули?
Атамбай шел рядом, смотрел под ноги — изучая носки своих туфель.
— И теперь молчи!
Они приблизились к офису, поздоровались с дежурным и открыли дверь в кабинет Мурки. Она скинула красный плащ с плеч, и бросила на стоящую в углу вешалку.
— Давай отчеты! — приказала, усаживаясь за стол. — Продолжим!
Атамбай покопался в папочке и достал бумаги, результаты ревизии складов. Подал, присаживаясь ближе — пояснять отмеченные цифры. Она нетерпеливо ждала. Потом стала внимательно просматривать отпечатанные на компьютере листы.