Игорь не спеша брел по асфальтовой дорожке, ведущей в глубь двора, к размытой дождями и снегом детской площадке с грустными, потемневшими грибками и покосившимся квадратом песочницы. Вдоль дорожки, по которой шел Откаленко, сиротливо стояли облупленные скамейки. На одной из них, подстелив газету, сидел полный старик в теплом пальто с меховым воротником, в шляпе и, опираясь на палку, разговаривал с крупной, черной с рыжими подпалинами овчаркой, которая сидела перед ним и, склонив голову набок, внимательно его слушала. Сцена была так выразительна, что Игорь невольно залюбовался красавицей-собакой. Подойдя ближе, он осторожно опустился на дальний край скамейки и стал с интересом прислушиваться. А старик, не обращая на него внимания, продолжал говорить:
– …И не бегай больше туда. Ты же видишь, они камнями бросаются. И не рычи на них, не кидайся. Нас же с тобой и накажут. Все поняла, умница ты моя? Ну, вижу, вижу, поняла.
Собака, не меняя позы, чуточку повела одним настороженным ухом в сторону Игоря, потом облизнула языком черный нос и пружинисто встала, давая понять, что все ей ясно.
– Ну, гуляй, гуляй пока, – сказал старик.
Собака отбежала и настороженно оглянулась на Игоря, словно что-то решая про себя, потом опять взглянула на хозяина, и в ее умнейших глазах отразилось явное беспокойство.
– Гуляй, гуляй, – усмехнувшись, повторил старик и, обращаясь уже к Игорю, добавил. – Боится меня оставить с чужим человеком.
– Отличная собака, – подтвердил Игорь и спросил. – Кто же это в нее камнями бросает? Неужели дети?
– Что вы! Дети в ней души не чают. Это хулиганы. Вечерами собираются возле магазина. Там, на ящиках, распивают, горланят. А Долли пьяных не любит. Так я ей не велю вообще в ту сторону бегать. Днем тоже.
– Каждый вечер вы с ней гуляете?
– Это обязательно. Сын болен. Вот я пока.
– Хлопотное дело.
– Что вы! Для меня это истинное удовольствие. Я же с ней, как с человеком, разговариваю. И она решительно все понимает. А любовь, преданность беспредельные. Настоящий член семьи.
В это время собака подбежала, держа в пасти какую-то палку, и осторожно положила ее перед хозяином.
– Вот, видите? Это она поиграть хочет, – сказал тот.
Старик попытался поднять палку, но не дотянулся и попросил:
– Дай поближе, Долли.
И собака, схватив палку, положила ее к самым ногам хозяина.
Старик нагнулся, взял палку и с силой бросил ее вдоль дорожки. Собака радостно кинулась вслед за ней.
В конце дорожки она неожиданно задержалась и принялась обнюхивать снег вокруг, потом, схватив вдруг что-то в пасть, кинулась к хозяину. Подбежав, она положила у его ног тонкий нож с наборной ручкой из разноцветного плексигласа.
– Ого! – нагибаясь, произнес старик. – Вот теперь нож. А на днях чей-то портсигар нашла.
Он поднял нож и рассмотрел его.
– Что-то тут нацарапано на ручке. Очки не хочется доставать. Вы не видите? – обратился он к Игорю.
Тот взял нож и разобрал на его рукоятке: «Гад буду. Б.»
– Это ихний, наверное, – старик кивнул в сторону магазина.
Собака напряженно смотрела на нож и уже не предлагала хозяину играть.
– Что же за хулиганы там собираются? – спросил Игорь.
– Да местные все. Делать-то нечего. Правда, вчерашний вечер они хоть делом занялись. Мешки какие-то с машины на машину перегружали. Весь вечер пыхтели. Мы в первом часу ушли, а они все возились. На водку, конечно, зарабатывали.
– Странная работа, – заметил Игорь.
– Я так понял, что машина испортилась и срочно пригнали другую. Утром сегодня та, испорченная, еще стояла. Ну, а потом, видно, ее увезли, – он посмотрел на собаку и сказал: – Отдыхай, Долли. Ложись.
Собака послушно опустилась у его ног, вывалив красный язык и на миг скосив глаза на Игоря.
– Какая собака, – снова искренне восхитился Игорь. – И, мне кажется, очень породистая. Вон родинки-то на морде.
– Все пять, – с гордостью подтвердил старик и добавил: – А вы б себе тоже собаку завели. Я вижу, вы их любите.
– Люблю, – подтвердил Игорь. – Но одному трудно за ней ухаживать. Я уж думал.
– А родители, жена?
– Родителей уже нет. Жены… – Игорь усмехнулся, – пока нет.
– Жена нужна, – убежденно сказал старик. – В молодости это не так ощущаешь. А вот я год назад похоронил свою Прасковью Андреевну, и такая, знаете, тоска в душе поселилась, ничем не заглушишь, никакой работой.
– Вы работаете?
– Да. Лекции читаю, учебник пишу. Математический анализ… – задумчиво произнес старик и, вздохнув, заключил: – Женитесь. Ей-богу, женитесь. Мой вам совет. А вы, я вижу, человек хороший, – и он зорко и ясно взглянул на Игоря.
«Да, надо бы», – подумал Игорь и, помолчав, спросил:
– И все-таки, у кого это рука поднялась на такую собаку? Вы этих хулиганов знаете? В вашем доме, наверное, живут.
– Двое из нашего дома. Один, вот, из тюрьмы только вышел. Слесаря нашего сынок. Как вышел, так верховодом стал. Кличку дурацкую принес, я слышал. Бурда. Надо же придумать. И все тут его боятся, – он усмехнулся. – Кроме Долли.
– А отец его как?
– Что отец? Пьяница. И мать тоже. Вечером идешь мимо их окон, песни поют. Вон их окна. На первом этаже, возле ворот.
– И не работает этот Бурда?
– Нет. Уж наш участковый, Владимир Прокопьевич, каждый день туда ходит. Вот, ведь, работа у человека. А что поделаешь? Надо, – он вздохнул. – Ну, ладно. Пора идти. Всего вам доброго, – он поднялся со скамьи. – Пойдем, Долли.
Собака немедленно вскочила и оглянулась на Откаленко, словно тоже прощаясь с ним. И в глазах ее, как показалось Игорю, мелькнула некоторая симпатия.
Он весело кивнул ей.
– До свидания.
Какое-то время Игорь смотрел вслед удаляющемуся старику и строго идущей рядом с ним собаке, потом перевел взгляд на окна первого этажа возле самых ворот.
«Ну, ладно, Бурда, – угрюмо подумал он. – Вечером мне все расскажешь, подлец ты эдакий. Уж я постараюсь».
Он встал и отправился к выходу со двора.
Проходя мимо магазина, Игорь увидел у наполовину разгруженной машины группу рабочих, они покуривали, расположившись на ящиках, и что-то лениво обсуждали.