— Ну, что, Петр, берешь? — обратился к нему первый старик. — А то я его, так и быть, к себе пущу. Как?
— Пускай, коль охота, — буркнул тот.
— И пущу. Надо войти в положение. У него, небось, кума-то здесь нет, — насмешливо заключил он.
— Как хотишь, — сдержанно ответил второй.
— Пойдем, милок, — обратился к Виталию старик в телогрейке, отодвигая пустой стакан. — Ты закусывать-то кончил?
— Кончил, — с готовностью отозвался Виталий и поднялся из-за стола.
— Ну, и хорошо. Пойдем тогда.
Старик тоже встал, надел кепку и кивнул своему собеседнику.
— Бывай, Петр.
— Бывай, — равнодушно ответил тот, не выказывая желания идти вместе с ними.
Виталий и старик вышли из чайной и, поеживаясь от холодного ветра, зашагали по обочине дороги, обходя лужи, потом свернули в какую-то улочку.
Старик был невысоким, щупленьким, но ходким, и Виталий прибавил шагу, чтобы не отстать.
— Звать-то тебя как? — спросил старик, поднимая голову.
— Виталий.
— Ага. А меня, значит, Терентий Фомич. Так что, будем считать, знакомы уже. Ну, и какого же ты дружка отыскиваешь?
— По армии. Закадычные мы дружки были. А потом, вот, жизнь раскидала. Пять лет, как писать мне перестал. А то все звал. Каждый год к нему собирался. А теперь, вот, как отпуск получил, решил, все, отыщу.
— Звать-то его как?
— Свиридов Петр.
— Есть у нас один такой, — сдержанно произнес Терентий Фомич.
— Слышал. Не тот, — улыбнулся Виталий. — Ваш — Петр Савельевич. А мой — Петр Сергеевич. И вообще по возрасту не подходит.
— Это кто же тебе успел все сообщить?
— Подвез меня со станции парень один, из Сухого Лога. Родион.
— А, Родя, — кивнул старик. — Знаем такого. Хороший малец. Работящий. Ну, а сам ты чем в Москве занимаешься?
— Сантехникой, — усмехнулся Виталий, решив, что никакого учителя сейчас в отпуск никто не отпустит.
— Ну, да. Понятно, — старик мельком взглянул на Виталия через плечо снизу вверх и, вздохнув, сказал. — Только другого Свиридова у нас, милок, нет.
— Может, в какой соседней деревне?
— Это может. Фамилия такая в наших местах встречается. А своих парней я знаю. Все они тут у нас в дому крутятся. Вокруг Галки моей. Меньшая осталась, — ласково добавил он. — Остальных повыдавал. Всего аж четыре девки, ни одного парня, — и, вздохнув, заключил: — А старуха моя померла. Годов уж восемь как.
Оба помолчали. Потом старик неожиданно сказал:
— А с нашим Свиридовым ты, считай, уже познакомился. В чайной он со мной сидел Петр Савельевич, точно.
— Да, ну? — удивился Виталий. — Вот он, значит, какой…
— Такой, такой, — охотно согласился старик, легко семеня рядом с Виталием.
— Он у вас член правления?
— Член, а как же?
— И чем ведает?
— Цех у нас тут один есть, над ним поставлен.
— Потому и москвичей к себе пускает?
— Во! Значит, усек? Москвичей-то москвичей, да, как видишь, не всяких.
Старик остановился и показал на избу за невысоким штакетником.
— Мои хоромы. Милости прошу.
Они свернули к калитке. В этот миг Виталий заметил вдали идущего по улочке человека. Людей вокруг больше не было, и потому человек тот сразу бросился ему в глаза.
Впрочем, Виталий и не задержал на нем взгляда. Только Терентий Фомич недовольно проворчал:
— Увязался, обормот.
— Кто? — безразличным тоном спросил Виталий.
— Да тут один… — махнул рукой Терентий Фомич.
Не успела захлопнуться за ними калитка, как из-за дома выскочила крупная, угольно-черная, лохматая собака с отрубленным хвостом, неохватно мощной шеей и широкими, мощными лапами. Она басисто, раскатисто гавкнула, словно предупреждая о своем появлении. Однако никакой вражды к незнакомому человеку, пришедшему с хозяином, она не выказала. Только настороженно взглянула на Виталия круглыми, рыжими глазами.
— Это наш гость, Алдан, — спокойно сказал Терентий Фомич.
Собака немедленно уселась, вывалив из огромной пасти влажный, красный язык, и, казалось, с интересом стала наблюдать за людьми.
А Терентий Фомич и вслед за ним Виталий поднялись на крыльцо, аккуратно отчистили от налипшей грязи подошвы ботинок, и старик толкнул незапертую дверь.
Сняв пальто и телогрейку и скинув ботинки, они прошли в горницу, выложенную чистыми суровыми половиками. Все тут было скромно, но уютом и покоем пахнуло на Виталия. Он огляделся.
— Хорошо у вас, — сказал он.
— Хозяюшка моя заботится, — снова ласково сказал старик и крикнул. — Галинка, принимай гостя!
И тут же в горницу вбежала тоненькая, темноволосая девушка в скромном синем платьице и белом с цветами фартучке. Живое, свежее личико ее с огромными, удивительно чистыми, карими глазами, сразу понравилось Виталию.
— Галя, — застенчиво сказала девушка, подняв глаза на Виталия и протягивая узкую, неожиданно крепкую руку.
— Виталий, — улыбаясь, ответил он.
— Ну, вот. Будем знакомы, — бодро объявил Терентий Фомич и добавил, обращаясь к дочери. — Заночует он у нас. Из Москвы человек. Друга разыскивает. Ты в маленькой комнате постели потом. А пока мы домашнего чайку попьем. Давай, хозяюшка, накрывай.
— Сыт я, Терентий Фомич, — сказал Виталий. — Спасибо.
— Никак нельзя, — возразил старик. — Раз гость. Посидим, покалякаем.
— Вам, небось, на работу.
— Моя работа ночная. Сторож я тут.
— Чего же вы охраняете?
Тем временем они уже уселись за стол, а Галя неслышно исчезла.
— Правление колхоза у нас в Сухом Логе, — пояснил Терентий Фомич. — А тут бригада. Животноводы. Коровники у нас на всю область знаменитые. Вот Галинка моя скоро во вторую смену пойдет. Доярка она. Ну, еще и цех, конечно, охраняем, — усмехнулся он. — Тоже, говорят, немалый доход от него.
— А что он производит, цех этот?
— Чего захотят, — загадочно ответил старик. — Но по форме, значит, фруктовый джем.
Виталий улыбнулся.
— Это, выходит, к вам московские машины приходят, Родя говорил?
— Во, во, — охотно подтвердил Терентий Фомич. — К нам.
Появилась Галя с подносом в руках и начала расставлять на столе чашки, сахар, большую миску домашнего творога, кринку с молоком, тарелку со сметаной и другую тарелку с горкой яиц. Виталий заметил, что девушка поменяла платье и как-то по-другому причесала волосы, и передник был на ней уже другой, с другими цветами.
Суетясь возле стола, Галя смущенно сказала:
— Уж извините нас, что есть. Не ждали.
— Ну, что вы, — запротестовал Виталий. — Вообще напрасно…
А Терентий Фомич, занятый своими мыслями, тем временем продолжал:
— …Вот так приходют, уходют. И на постой к Петру Савельевичу завсегда встают. Он давеча сказал, в чайной-то, какой, мол, это постой. Э, милок, постой такой, что с него он новый дом поставил, а теперь вот сарай да гараж.
— Чего же они из Москвы возят? — вежливо поинтересовался Виталий, всем своим видом показывая, как безразличны ему эти дела.
— А кто их знает, чего возют, — ответил Терентий Фомич, накладывая гостю на тарелку творог. — Вот намедни пригнали огромную машину с мешками. Чего там было, кто знает?
— Лимонная кислота, — неожиданно сказала Галя и добавила, обращаясь к Виталию: — Вы еще нашего молочка отведайте. Мы за него премию получаем. Самый высокий процент жирности в районе.
Виталий машинально поблагодарил и переспросил с удивлением:
— Лимонная кислота?
— Ты-то, дочка, откуда знаешь? — тоже удивился Терентий Фомич.
— Лиля говорила. Они у нее заправлялись. А один мешок прорвался, и из него посыпалось содержимое. Тара плохая. Ну, они его и переворачивали.
— Кто это «они»? — все тем же безразличным тоном спросил Виталий.
— Ну, там, водитель. И еще один мужчина с ним был, — ответила Галя и добавила: — Вы же все-таки попробуйте.
Она придвинула стакан с молоком к Виталию.
— Все Петра Савельевича постояльцы, — с усмешкой пояснил Терентий Фомич.
Виталий подумал, что больше на этой теме задерживаться не следует. Он решил попробовать молоко, но, не удержавшись, выпил одним духом весь стакан. Отдышавшись, он сказал: