Бобриков, поблескивая очками и улыбаясь, был особенно льстив. Только бородатый Вова вел себя почти равнодушно.
Между тем Лев Константинович, довольный всеобщим почтением, продолжал развивать свои мысли, при этом ожесточенно и резко жестикулируя:
— …Умный человек ищет в людях слабости и их использует. Очень умный — использует людей со слабостями. Улавливаете разницу?
— Гениально сказано! — подхватил, сияя улыбкой, Бобриков.
— Но, — продолжал Лев Константинович, делая отстраняющий жест рукой. — Дайте мне свободу жить, как я хочу. Дайте мне использовать мою голову, силу, дайте затоптать глупого и ленивого! Не дают! Я, например, коммерсант, вам знакомо это слово?
— Великое слово! — с восторгом воскликнул снова Бобриков. — Затоптали!
— Вот, вот, — Лев Константинович широким жестом указал на него и вслед затем рубанул ладонью воздух. — Затоптали! Верно говоришь. Но экономика не для слабаков и дураков, она для сильных и зубастых. Ха, ха! О, я вас еще научу, голуби мои… А пока пейте!..
Он поднял бокал, и снова притихшие было гости заговорили между собой.
Через некоторое время Лена заметила, что Бобриков и Катрин исчезли. Никто больше, казалось, не обратил на это внимание. Веселье продолжалось. Музыка гремела уже неприятно. Глинский плечом прижимался к Лене и мял ей руку. Когда Лев Константинович держал свою речь, Глинский склонился к Лене и жарко прошептал:
— А его зовут вовсе не Лев Константинович, представляете? — он пьяно усмехнулся и подмигнул ей, пытаясь обнять за талию.
Лена резко повернулась и сбросила его руку. Ее как бы поразили его слова. Она удивленно посмотрела на Глинского и тоже тихо спросила:
— А кто же он?
Глинский снова подмигнул и пожал плечами.
— Представьте, этого никто не знает. Клянусь. Даже Нинка. Появился и все.
— И всех подмял, слабаков и дураков? — насмешливо спросила Лена. — И вас тоже?
— Меня? Ха, ха, ха!..
Он многозначительно расхохотался, давая понять, что кого-кого, но его подмять не может никто.
— Можно подумать, что вы здесь какой-то особенный, — поддразнила его Лена.
— Особенный? Ха! Да просто я знаю, что он… — но тут Глинский опомнился и резко сменив тон, весело заключил: — А вообще меня подмять может только хорошенькая женщина. Вот для вас я…
И он понес уже полную дребедень.
«А ведь про Льва Константиновича он сказал серьезно», — подумала Лена.
Вскоре Бобриков и Катрин вернулись. Валерий обменялся взглядом с Глинским, и тот, вскочив со стула, объявил:
— Мы принесем еще вина! Пойдемте, Леночка.
— Ах, идите сами, — отмахнулась Лена. — Меня уже ноги не держат.
— Пойдем, Ленок! — неожиданно и радостно откликнулась Нина. — Я с вами!
Они неслись по городу, привычно и легко обходя попутные машины, изредка сигналя сиреной, и на перекрестках инспектора ГАИ, как всегда, освобождали им путь.
Игорю казалось, что все делается слишком медленно.
И едут они медленно. Ну, в чем дело? Почему Сергей, давний, испытанный их водитель, вдруг не обгоняет этого частника в серой «Волге»? А тот разукрасил свою машину всякими зеркальцами, красными и желтыми фонариками, побрякушками какими-то, занавесочками, подмазал всякими полосками, как какую-то вульгарную бабу, и тащится себе в левом ряду, когда свободен правый. «Ну обходи же его!», — чуть не крикнул он Сергею.
Наконец, они вырвались из города.
Прошло уже два часа сорок пять минут с того момента, как Шухмин появился в кабинете Цветкова.
Машина неслась по темному шоссе, изредка коротко подвывая сиреной, требуя от попутных машин освободить путь. Впрочем, машин на шоссе становилось все меньше.
Игорь прикинул про себя: на месте встречи они будут примерно через час, еще минут сорок потребуется, чтобы добраться до дачного поселка и отыскать там в темноте эту проклятую дачу на улице Морских звезд. А Лена уже там… И еще почти два часа будет там… одна… Что с ней сейчас?.. Она увидела, что ее обманули, что Петр не приехал… Как этот подонок объяснил ей, почему Петр не приехал?.. А главное, зачем они это сделали? Зачем?..
Снова зловеще взвыла сирена. Машина пошла на обгон. Сноп света вырвал из кромешной тьмы впереди какие-то «Жигули», которые торопливо вильнули в сторону, уступая дорогу.
И опять вокруг темнота. Свистит ветер. Машина летит, снова набирая скорость, алая стрелка спидометра зашла далеко за отметку «100».
Впереди снова замелькали красные огоньки попутной машины. В дальнем свете фар постепенно проступают очертания большой грузовой машины. И снова взвыла сирена. Игорь почти физически ощутил, как напрягся Сергей, готовясь к обгону. Машина впереди стала уклоняться вправо. Не очень охотно, правда.
И в тот момент, когда «Волга» уже поровнялась с ней, грузовая машина неожиданно резко вильнула влево.
Удар!.. Надсадный рев мотора… скрежет металла… звон разбитого стекла… И полная темнота. И пустота…
«Волга», перевернувшись, сползла в глубокий кювет.
Грузовая машина, виляя из стороны в сторону, удирала с места происшествия.
Нина с усилием поднялась, опершись на плечо Льва Константиновича.
Ничего не оставалось делать. Лена тоже встала.
Втроем они вышли из комнаты и, продолжая разговор, спустились по скрипучей лестнице куда-то вниз. Глинский толкнул узкую дверь. Они очутились в небольшой комнате без окон, на столе лежали какие-то свертки, возле стоял ящик с бутылками. В стороне стояла тахта, на ней валялись какие-то вещи.
— Э, Ниночка, ты тут лишняя, — возбужденно сказал Глинский, оттесняя Нину к двери. — Иди, иди. Мы сами…
— Нет, не уходи! — рванулась Лена.
— Ну, что ты, Ленок, что ты… — засуетилась Нина и быстро юркнула за дверь.
Глинский мгновенно щелкнул замком и обернулся.
— Леночка, разве я вам не нравлюсь? — глухо спросил он.
— Нет!
— А вы мне…
Он схватил Лену за плечи. Руки у него оказались железные, их разнять не было сил. И Лена почувствовала страх.
— Оставьте меня!
— Не-ет… Я на полпути не оставляю… — бормотал Глинский, стараясь поймать губами Ленины губы. — Я вас… долго ждал…
Они боролись отчаянно. Лена совсем растерялась от охватившего ее испуга, почти паники, и чувствовала, как последние силы покидают ее.
— Я буду кричать…
— Кричи, — хрипло ответил Глинский, продолжая борьбу. — Кричи… Потом будешь довольна…
Они упали на тахту.
И тут Лена, опомнившись, поджала колени и с силой уперлась ему в грудь. Глинский, пытаясь справиться с ней, откинулся слегка в сторону, и тогда Лена ударила его, ударила так, как ее учили, наискосок, ребром ладони, под подбородок. Глинский от боли и неожиданности отпрянул назад и схватился за шею, черные глаза его налились бешенством.
— Ах, так…
Он вскочил, и Лена вскочила вслед за ним. Щеки ее пылали, волосы рассыпались по спине, платье сползло с одного плеча, и оборванный воротничок болтался на груди.
Глинский со всего размаха нанес ей удар кулаком, метясь в лицо, но Лена увернулась и ухватилась за стол.
Она не знала, что делать. Кричать было бесполезно, отсюда ее никто не услышит. Убежать? Невозможно.
Дверь заперта, и пока она будет возиться с замком…
А Глинский тем временем, раскинув руки, снова кинулся на нее. Лена отскочила в сторону, вся дрожа, прижалась спиной к стене, и тут Глинский ее схватил. Он был изрядно пьян и окончательно потерял голову.
Это спасло Лену. Впрочем, ее спасла школа, которую она прошла. Прежде всего к ней вернулось хладнокровие.
И она на миг бессильно и податливо обмякла в руках Глинского.
— Ну, наконец-то… — торжествующе пробормотал тот, тоже ослабляя объятия.
И тогда Лена мгновенно перехватила его руку и с отчаянной решимостью заученным рывком заломила ее за спину. Глинский взвыл от боли и повалился на тахту.