прошу меня простить, княгиня, за небольшое опоздание, говорит Пьер Лоранс, здороваясь со старой княгиней д'Юзерш, а предварительно с немалым удовлетворением установив в прихожей, что недовыдавленный гнойничок, умело замаскированный тонким слоем жидкой пудры, почти незаметен, но я возвращаюсь из далекого путешествия, Вы уезжали? княгиня кажется чрезвычайно удивленной, я ничего об этом не знала, Я тоже, улыбается Лоранс и здоровается с остальной частью общества, удобно расположившейся в креслах в стиле Людовика XV, почти все присутствующие, кстати, ему знакомы: Поль Аллар, бывший посол Рене де Ланжак, известный католический писатель Эмиль Роша и еще высокий, коротко остриженный плечистый молодой человек, крепкое рукопожатие которого выдаст скорее спортсмена, нежели интеллектуала, Вообразите, господа, объявляет Лоранс, и свою гетевскую плоть уместив в старинное кресло, со мной произошло невероятное приключение, Не верю, Лоранс, усмехается Аллар, поглядывая на молодого человека, приключению должны сопутствовать дерзость и провокация, Браво, дорогой Аллар! отвечает Лоранс, то, что со мной приключилось, на мой взгляд и вправду не лишено дерзости, да и без провокации не обошлось, хотя, боюсь, пользуясь этими понятиями, мы вкладываем в них, особенно во второе, разный, не всегда адекватный смысл, Понимаю, очень громко произносит глуховатый Эмиль Роша, поворачивая к своему собеседнику сморщенную физиономию старого стервятника, вы хотите отнять у понятия провокации его однозначно пейоративный оттенок. Правильно. Одобряю. Я ваш союзник. Чересчур много понятий мы, христиане, без борьбы уступили темным силам зла, О Боже! восклицает старая княгиня девичьим голоском, взмахивая тяжелыми от туши ресницами, я чувствую себя страшной невеждой, но умоляю вас, растолкуйте, что значит «пейоративный», мне уже тысячу раз объясняли, а я вечно забываю, и тут Аллар мгновенно находит удачный ответ: Haes quoque, Naso, ferres, etenim peiora tulisti, ты и это снесешь, Назон, сносил ведь и худшее, Кто такой Назон? спрашивает княгиня, молодой человек? Увы, отвечает Аллар, бедному Овидию уже стукнуло пятьдесят, когда, пребывая в изгнании, он так себя утешал в элегии «Ad amicos»,[9] Ox! вздыхает княгиня, это было ужасно давно, ну так что же ваше таинственное путешествие, дорогой друг? мы умираем от любопытства, Лоранс с минуту медлит и, когда все взоры обращаются в его сторону, небрежно бросает: представьте себе, я побывал в Раю, Простите, отзывается молодой человек, это, кажется, новый ресторан? где он находится? Ах! восклицает княгиня, он бесподобен, этот малыш, Аллар же, чуть ли не с рыцарским поклоном: вижу, оружием острословия вы владеете столь же ловко, сколь и хоккейной клюшкой, и, уже доверительным шепотом: поздравляю, вы сами того не желая, заткнули рот этому зануде, Не люблю новые рестораны, заявляет Эмиль Роша, ухватившись за последнее услышанное слово, сегодня я завтракал в «Клозери де Лила», и там мне представили Уильяма Уайта, к счастью, он был со своей компанией и сидел довольно далеко, приятного впечатления он не производит, Кто это такой? вполголоса спросил молодой хоккеист у Аллара, Уайт? американский драматург, мастеровитый, модный и чрезмерно разрекламированный, может быть, вы видели «Агонию»? С Марлоном Брандо? обрадовался молодой человек, еще бы, классный фильм, Он сделан по пьесе Уайта, Пьесы я не видел, не люблю театр, но фильм классный, тем временем бывший посол Рене де Ланжак занимает общество пространными рассуждениями: да, смею заметить, все это вещи необычайно интересные, будоражащие умы. Недавно, например, один английский этнолог установил, что Ева не могла дать Адаму яблоко, так как сей плод неизвестен был в тех местах, где, по утверждению современной науки, находился библейский Рай. Захватывающая попытка подвергнуть сомнению многовековой миф! Захватывающая, но тщетная: кто ж захочет заменить персиком яблоко Адама и Евы? Воистину, заявляет Лоранс с безупречно гетевским выражением на лице, сила традиционных символов — мощь почти неодолимая. Однако нельзя не согласиться, что ведь и человеческие представления претерпевают изменения под воздействием разного рода обстоятельств. Именно этот исторический процесс я имел в виду, признавшись вам, что вернулся из Рая. Дело в том, что сегодня пополудни мне показалось неслыханно интересным внимательно и вдумчиво проследить за чередой превращений, каковым подвергалось в истории живописи представление о Рае, Я вам завидую, вполголоса говорит Аллар, хоккей на льду — замечательный, истинно мужской спорт, требующий превосходной физической кондиции, вы прекрасно сложены, Откуда вы знаете? спрашивает молодой человек, О, нетрудно догадаться, костюм ваш, правда, отлично сшит, однако вас он немного стесняет, по-настоящему хорошо сложенные мужчины никогда не чувствуют себя свободно в одежде, Точно, усмехается хоккеист, я себя хорошо чувствую только в спортивной форме или вообще без ничего, Тони! восклицает старая княгиня голосом своей прабабки Маргариты д'Юзерш, жившей в XV веке и прославившейся красотой, а также слабостью к юным представителям сильного пола, возьмите свою чашку и пересаживайтесь поближе, мне нужно с вами поговорить, когда же тот покорно, хотя и несколько тяжеловато и неуверенно передвигаясь в обширном пространстве салона, исполняет приказ, в то время как Лоранс с гетевской сосредоточенностью внимает разглагольствованиям старого стервятника, княгиня наклоняется к юноше, уже расположившемся рядом с ней в придвинутом сильными руками кресле в стиле Людовика XV: я должна вас предостеречь, Тони. Вы большой наивный мальчик, а он человек гениальный, но опасный, большой наивный мальчик пожал плечами: Почему? он очень забавный и симпатичный, и не выкобенивается совсем, Именно поэтому, отвечает княгиня, взбудораженная глаголом «выкобениваться», и вообще извольте меня слушаться и поменьше рассуждать, рассуждаю здесь я, почему вы не побрились? Не захотелось, буркнул хоккеист, а что, заметно? Ну конечно! очень громко произносит княгиня, смешной вы мальчик, надо было мне сразу сказать, и, обращаясь уже ко всем: этот юный кумир катка секунду назад признался, что мечтает взглянуть на мой портрет, написанный Ортисом. Ничего нет проще! Поставьте чашку и идите за мной, вы нас простите, дорогие друзья, если мы ненадолго отлучимся? Поль, не пейте слишком крепкий чай, теин плохо действует на сердце, Мы все немного самоубийцы, дорогая Бибет, отвечает Аллар, однако в легких и плавных движениях княгини, направляющейся в глубь салона, и прежде всего в гордой посадке ее маленькой головки нет ничего свойственного самоубийцам, скорее юному кумиру катка, вразвалочку следующему за старухой, можно было бы приписать подобные намерения, и тут тишину, которая на мгновение воцарилась среди мебели в стиле Людовика XV, нарушает зычный голос Эмиля Роша: самоубийство, вот смертельная болезнь современного общества! Правда, Христос, изгнанный из наших сердец, ежедневно за нас умирает и воскресает, но, увы, боюсь, что, когда петух пропоет в третий раз, мы в свой последний час пойдем по стопам святого Петра и слишком поздно осознаем наше предназначение, чтобы успеть избежать всеобщей гибели. Я, дорогие друзья, буду умирать с тяжелым сердцем;