У нее ноги кривые, говорит Николь, несколько анемичного вида продавщица из Галереи Лафайет, прилавок с духами Коти, У кого? спрашивает мсье Лемонд, хозяин паштетной на Севрской улице, У Франсуазы Пилье, отвечает малютка Николь, Кто такая? спрашивает мсье Лемонд, Новая любовница Ортиса, ноги кривые, и вообще ничего особенного, не понимаю, как она могла быть манекенщицей, Покажи, говорит мсье Лемонд, переворачиваясь на живот, а Николь подсовывает ему журнал «Эль», мужчина долго молча рассматривает снимок, счастливчик этот Ортис, думает он, после чего, не отрывая взгляда от фотографии, находит ощупью маленькую ручку Николь и засовывает себе под низ живота, Тебе она, конечно, нравится, говорит Николь, но руки не убирает, ты мне должен купить туфли, я видела обалденные шпильки у Седрика на Сент-Оноре, на что мсье Лемонд: ладно, куплю тебе шпильки, только не обалденные и не у Седрика, я не Ортис;
я бы не прочь иметь такую виллу на Ривьере, говорит белотелая и рыжая Бетси, маникюрша из большого салона на Бродвее, у нее пухлые белые ляжки и белые, уже слегка отвисшие груди, Почему бы и нет? — говорит Джим Стоун, ее обремененный женой и детьми друг, страховой агент из Детройта, и, не снимая тяжелой волосатой лапы с белого зада женщины, возвращается из далекой пустоты космических пространств, возвращается в смятую постель, на дворе январская завируха, валит снег, гуляет ветер, на белой странице «Лайфа» цветная фотография огромной виллы, ослепительно белой на фоне зеленых пальм и лазурного неба. Почему бы и нет? задумчиво повторяет Джим Стоун, интересно, на сколько долларов застраховался такой субъект как Ортис?;
солнечная Ривьера, сообщает диктор варшавской телехроники, с недавних пор может гордиться еще одной, весьма незаурядной достопримечательностью: в курортном местечке Кань-сюр-Мер несколько месяцев назад поселился Антонио Ортис; вилла, которую приобрел знаменитый художник, ранее принадлежала отрекшемуся от престола королю Египта Фаруку. Выглядит она, как видите, чрезвычайно импозантно. Сотни туристов сейчас стекаются в Кань специально ради того, чтобы собственными глазами посмотреть на место, где живет величайший художник двадцатого века. Осуществление этой цели, увы, довольно-таки проблематично: вилла Ортиса, как вы сами можете убедиться, со всех сторон обнесена высокой оградой. Неплохо придумано, говорит молодая девушка, будь у меня вилла, я бы сделала то же самое, мы б могли заниматься любовью, где заблагорассудится, хоть в бассейне, хоть на траве, клево было бы, верно? она со своим парнем одна в квартире, отец ее, большая шишка, в служебной командировке, мать где-то перед кем-то выступает с докладом, Кончай, говорит парень и отодвигается от девушки, заставка на экране меняется, возникает просторная, как спортивный зал, мастерская Ортиса и он сам возле мольберта, в помятых вельветовых брюках, в тельняшке с короткими рукавами, открывающей бычью шею и мускулистый затылок, После трехлетнего перерыва, продолжает диктор, знаменитый художник, которому сейчас семьдесят восемь лет, вернулся к занятиям живописью, Он еще может нравиться, говорит девушка, кажется, у него было пять или шесть жен, парень поднялся с тахты — высокий, плечистый, но с вяло свисающей мужской принадлежностью, встав с тахты и подобрав с полу джинсы, он торопливо натянул их на себя вместе с плавками, Я побежал, говорит он, завтра перед лекциями еще нужно успеть в бассейн, Выпить не хочешь? спрашивает девушка, парень встиснулся в черный тяжелый свитер: жаль, не показали, какая у этого Ортиса тачка, Выставка новых работ Ортиса, сообщает диктор, открывается в ближайшие дни в Париже, это, несомненно, будет крупнейшей художественной сенсацией сезона, девушка выключила телевизор: не подумай случайно, что я в тебя втрескалась, Чао, бамбина! сказал парень и ушел;