— Если тебя устроит, — говорит он с нижней ступеньки, — это может быть Ставрогин.
— Вот, вот! — тоненьким дискантом выкрикивает Лоранс, — ну конечно Ставрогин. Как это могло вылететь у меня из головы! Спасибо тебе, Дидье.
И намеревается отойти, но тот преграждает ему путь своим животом.
— Постой, мы еще не договорились. В час у Липпа, тебя устраивает?
Пьер Лоранс задумался очень по-гетевски, хотя еще не совсем пришел в себя.
— Завтра? А что у нас завтра? Четверг?
— Пятница. Час дня подходит?
— Разумеется, я всегда обедаю в час. Боюсь только, по правде сказать, не подхватил ли я грипп. Я тебе завтра утром позвоню.
— Постарайся не расхвораться, — кричит ему вдогонку Дидье, — грипп в этом году дает поганые осложнения.
А может, это было признание? думает Лоранс, тайный знак, что-то обозначающий там, на Востоке, в несчастной порабощенной Польше, замаскированный своей кажущейся дикостью призыв?
К сожалению, он не может дальше идти по этому заманчивому следу, так как вынужден остановиться возле старой княгини д'Юзерш.
— Именно вас, дорогой друг, я мечтала встретить в этой ужасной сутолоке. Вы знаете этого молодого человека? Догадываюсь, что не знаете, и ничуть не удивлена. Возможно, мои вкусы не поспевают за современностью, не возражайте, я этого не стыжусь и ни в малейшей степени не чувствую себя обездоленной. Наоборот, некоторое отставание, соответствующее, впрочем, моей биографии, приносит мне массу удовлетворения. Я — как и вы, если не ошибаюсь — например, не считаю, что эксперимент, гордящийся покровительством так называемой десятой музы, так уж хорош. В конечном счете фотография, пусть даже она движется и разговаривает, остается только фотографией, и я, правда, не вижу достаточных оснований, чтобы, располагая пока всеми своими чувствами, лишать себя приносимых ими удовольствий ради иллюзорных теней, крикливой толпой заполняющих кусок полотна. Но этот молодой человек — Жан Клуар. Не уверена, говорит ли вам чтонибудь это имя и фамилия.
— Ах вот как! — произносит Лоранс с гетевской благосклонностью, — очень приятно.
Вульгарен и наверняка плохо воспитан — оценивает он стоящего перед ним киногероя.
— Мсье Клуар, должна вас предупредить, — продолжает княгиня, — не страдает излишней скромностью.
Минуту назад он дал мне понять, что самый известный в мире француз — это он. Генерал де Голль, вероятно, и не подозревает о существовании столь грозного конкурента. Мило, не правда ли?
Клуар демонстрирует наглый вариант своей улыбки.
— А вы разве другого мнения, мадам?
— Кроме того, мсье Клуар частенько бывает весьма строптив, что, в конце концов, в его возрасте не порок.
— Благодарю вас, — отзывается Клуар, — вы, правда, очень великодушны.
— Строптивость в двадцать с небольшим лет…
— Двадцать, мадам.
— …действительно не должна вызывать серьезных нареканий, а может, в ней даже есть своя прелесть. Но вот если она превращается в манеру и начинает проявляться в искусственной стилизации под грубость, чтобы не употребить более резкого выражения…
— Догадываюсь, — перебивает княгиню Клуар, — вам бы хотелось назвать меня варваром.
— Хотелось бы? Я именно это и делаю, мой дорогой.
— В таком случае вы мне льстите.
— Ах, дерзкий вы мальчик, — голос княгини радостно завибрировал, — я вам льщу?
— Не одна почтенная империя была покорена юными варварами.
А если это все же было завуалированное признание? думает Лоранс и говорит:
— Да, вы правы. Действительно не одно великое государство стало добычей варваров. Но всю правду на этот счет мы скажем при условии…
— Побежденные ставят условия?
— Нет, молодой человек, условия ставит история, а она нас учит, что варвары способны удержать власть только, если перенимают у покоренных их добродетели.
Клуар, не переставая улыбаться, обращается к княгине:
— Вы считаете, я бы сумел воспользоваться этими уроками истории?
Правым глазом княгиня производит локальный осмотр, пожалуй, немного великоватого рта Клуара, тогда как левый ее глаз устремляется в иную область, лежащую ниже пояса.
— Боюсь, мсье Клуар, подобная роль может оказаться не под силу даже вам с вашими способностями. Я не сомневаюсь, что они незаурядны и, по-видимому, заслуживают всяческого признания, однако роль, о которой упомянул наш замечательный друг, требует ко всему прочему текста, а его в данном случае ни один сторонний сценарист не сможет для вас состряпать даже за огромные деньги, вы должны написать такой текст сами. Разве что кто-нибудь великодушно предложит вам достаточно тесное сотрудничество. Вот тогда — как знать. Вам известно, дорогой друг, что этот юный зазнайка, испорченный успехом и популярностью, назвал картины Антонио жалкой мазней?