Исторический опыт может обогащать как личный опыт человека, так и опыт государственного или общественного деятеля, причем в последнем виде качество исторического исследования становится критически значимым. Знание истории наращивает личный опыт политика до того уровня, когда он становится способен осознанно принимать серьезные решения и трезво оценивать свои силы.
К слову сказать, степные правители всегда ценили исторический опыт. У монголов ценились и собирались изречения великих ханов, начиная с Чингис-хана, и от наследников престола требовали, помимо всего прочего, обязательного их знания. Монгольский правитель Ирана Газан-хан и его наследник Улчжэйту-хан были инициаторами составления такого крупнейшего исторического сочинения, как «Собрание летописей» Рашйд ад-Дина. У казахов ценилась устная историография, а ряд казахских ханов были также знатоками исторической литературы. Другие правители, не отличавшиеся литературным даром, имели обыкновение держать у себя архив документов и исторические сочинения, наравне с личным арсеналом и сокровищницей.
Наличие исторического опыта также сильно помогает народу в целом. Во-первых, он придает стойкости в трудных ситуациях. Если однажды были пережиты трудные времена, значит, есть все основания пережить их снова, если потребуется. Опыт давал также примерный образ действия в этих ситуациях.
Во-вторых, что самое главное для нас, исторический опыт давал основу для дальнейшего развития. Опыт предшественников, как удачный, так и негативный, прокладывали направление для движения, указывали, куда и как надо идти, а куда не надо. Для сибирской самостоятельности наиболее важное значение имеет именно эта сторона истории.
Вот в этом вопросе у сибиряков пока наибольшие сложности. История Сибири, несмотря на проделанные исследования и достигнутые результаты, пока еще относится к категории наименее всего исследованных и меньше всего известных. Практически по любой теме истории Сибири и Средней Азии исследователи замечают, что материалов крайне мало, обобщающих исследований нет, и всю работу приходится делать практически с нулевого уровня. Как же мало изменилось со времени В.В. Бартольда и Н.М. Ядринцева!
Историки, которые начинают заниматься историей дорусской Сибири сталкиваются с огромными трудностями при изучении источников. Оказывается, что почти вся информация содержится в восточных хрониках: арабских, персидских, китайских, тюркских, в наскальных надписях. Для работы с ними нужен солидный уровень подготовки, который есть сейчас в России буквально у нескольких десятков человек. И то, это совсем не гарантирует отсутствия трудностей при изучении источников. Один из крупнейших в России специалистов по рунической древнетюркской письменности И.Л. Кызласов пишет: «Не раз приходилось наблюдать искреннее удивление, даже растерянность специалистов-тюркологов, впервые увидевших наскальные енисейские тексты, а до этого знавшие о них лишь по рисункам и публикациям: как же можно здесь что-нибудь рассмотреть?».[9]
Аналогичным образом обстоит дело с рукописными источниками: «Что же касается текста сочинения, написанного «высоким штилем», то он зачастую представляет собой головоломку, какую-то нескончаемую шараду или ребус, для разгадки которых переводчику нужно не только знать арабский, персидский и тюркский языки, но и быть в курсе всех тех знаний и наук, располагать и владеть которыми обязан был каждый средневековый писатель, ибо в противном случае он подвергался насмешкам и обвинениям в невежестве и необразованности».[10] Автор этих строк, один из крупнейших знатоков восточных исторических рукописей, В.П. Юдин, сумел создать в Казахстане высококвалифицированную школу востоковедов, которые смогли развить его достижения. В России же, а в Сибири в особенности, ни специалистов такого уровня, ни тем более школ, нет.
Но все же, эти трудности с источниками, трудности изучения и анализа со временем преодолеваются. Гораздо большую трудность представляет собой отсутствие общего представления об истории Центральной Азии, включающей в себя и Южную Сибирь. Становлению изучения истории Центральной Азии очень сильно помешали два обстоятельства. Во-первых, в конце XIX и начале XX веков, когда закладывались основы этого направления, изучение стран Средней Азии и Сибири велось в отрыве от изучения истории сопредельных стран Переднего Востока и Китая. Это было вызвано тем, что изучение велось энтузиастами, часто не имевшими серьезной научной подготовки, на свой счет и инициативу. Им изредка оказывали помощь научные общества в России, в первую очередь Русское Географические Общество и Русское Археологическое общество.
Нельзя, конечно, переоценить огромный вклад Н.Я. Бичурина, В.В. Бартольда, Л.Н. Гумилева, Н.М. Ядринцева, Г.Н. Потанина и других крупных ученых, однако они затронули лишь самые верхушки богатейшей истории Центральной Азии. К сожалению, одиночных сил самых крупных и подготовленных ученых недостаточно для тщательного исследования истории Центральной Азии.
Это зримо сказалось на качестве исследований. Например, бросается в глаза, что англичане, французы и немцы довели свои исследования древних языков до составления полных грамматик, тогда как российские ученые не пошли дальше описания отдельных сторон грамматики этих языков, каких-то кратких и общих описаний или публикации материалов. Например, материалы по согдийскому языку, важному для истории Средней Азии доарабского времени, мало того, что неполны, так еще и разбросаны по труднодоступным публикациям. Точно таким же образом обстоит дело по сибирским языкам енисейской и палеоазиатской семей. Лишь для немногих языков (например, для кетского) исследования доведены до составления полной грамматики.
Во-вторых, сыграла разрушительную роль концепция о том, что кочевое общество «не могло» оставить после себя какие-либо памятники. Адепты этой теории встречаются и по сей день, хотя уже надежно доказано, что в кочевых обществах были города и монастыри, развивалась письменная культура, ремесло и хозяйство.
Вот это: любительское изучение и предвзятое отношение к истории Центральной Азии и привело к тому, что общая история региона так до сих пор и не была описана и осмыслена. Еще в начале изучения сформировала отдельные направления изучения, отдельные группы исследователей, каждый из которых занимался своими делами, и не обращал внимания на отсутствие общего исторического взгляда. До революции – не требовалось, ибо все подменялось и подавлялось «великой и славной» русской историей, после революции – тоже, ибо дорусская история служила лишь кратким предисловием к теории «столько-то лет добровольного присоединения к России» и «борьбы за социализм».
Одним из важнейших элементов истории, понятно, является история государственности. Важность государства признавалась практически во все времена, всеми историками, но особенное значение государство приобрело в исторических концепциях марксистских историков. В марксизме возникновение государства связано с определенным уровнем развития общества.
Как раз марксистские историки наиболее рьяно и последовательно отрицали наличие в Сибири значительной Дорусской государственности. За исключением узкого круга востоковедов и археологов, у которых были материалы о существовании крупных государственных образований в Сибири, остальные историки всячески принижали значение сибирских государств. Мы это уже видели на примере статей в энциклопедиях.