Впрочем, работы названных мной до сих пор авторов дают весьма немного полезных подсказок для понимания этого нового понятия свободы, краеугольного камня всего движения. Безусловно, наиболее ранние группировки пользуются такими категориями, как «ассоциация», «кооперация» или «общность», чтобы с их помощью прояснить в своих весьма различных хозяйственных моделях, что в новых формах производства и распределения самораскрытие одного человека должно быть самым тесным образом связано с самораскрытием другого, только при этом отнюдь не предпринимают категориальных усилий для того, чтобы представить характеризуемые подобным образом формы интерсубъективного сопряжения личностей как альтернативы сугубо индивидуалистическому пониманию свободы в либеральной традиции. Дальнейший шаг делает Прудон, который в своей работе «Исповедь революционера», опубликованной в 1849 году, уже, во всяком случае, говорит о том, что «с социальной точки зрения свобода и солидарность — это тождественные понятия»29, и развивает эту мысль, явно намекающую на революционный лексикон, прибавляя, что в отличие от Декларации прав гражданина 1793 года социалист понимает «свободу каждого» не как «границу», но как «подспорье» для свободы всех остальных30. Правда, затем Прудон сразу же вновь размывает это новаторское терминологическое предложение, когда следующим шагом аргументации рекомендует для обеспечения этой интерсубъективной свободы учредить народные банки, предоставляющие мелким кооперативам рабочих беспроцентные кредиты, ибо теперь его кредо внезапно вновь начинает звучать так, будто бы индивидуальная свобода должна найти себе в другом своего рода поддержку и подспорье, но отнюдь не условие завершения ее собственной полноты31. Прудон еще колеблется между двумя различными набросками об индивидуалистическом понятии свободы, различия между которыми определяются тем, может ли свободное действие считаться уже совершенным до прибавления от другого, или же только в этом прибавлении оно должно получить себе необходимое восполнение и тем самым завершение. В зависимости от того, какая из двух концепций для нас предпочтительна, нам приходится иначе представлять себе также и структуру тех «ассоциаций» или «общностей», в которых общество впервые должно стать по-настоящему «социальным» благодаря тому, что свобода достигнет в нем согласия с братством. В первом случае общность состоит из уже заведомо свободных членов, получающих от кооперативного взаимодействия дополнительные стимулы и поддержку, но отнюдь не саму свою свободу, во втором же случае взаимодействие в общности должно мыслиться как социальное условие, при котором члены общности вообще впервые достигают полной свободы вследствие того, что могут взаимно восполнить еще не завершенные планы своих действий.
В сочинениях ранних социалистов, а также и у Прудона, подобные дифференциации в понимании «социальной свободы», как я хотел бы именовать их отныне, еще не получают адекватного выражения. Правда, здесь уже есть ясное сознание того, что еще не завершенный проект буржуазной революции может быть непротиворечивым образом продолжен только в случае, если удастся преодолеть индивидуализм свободы, получающий свое выражение прежде всего в капиталистическом рыночном хозяйстве, чтобы сделать эту свободу совместимой с выдвигаемым одновременно требованием братства, однако здесь еще отсутствуют какие бы то ни было концептуальные средства, которые могли бы конкретизировать, что означает непосредственная привязка обретения индивидуальной свободы к предпосылке солидарного общежития. Так, описанный категориальный шаг совершает в первом приближении только молодой Карл Маркс, когда он примерно одновременно с Прудоном ставит перед собой задачу прояснить со своей стороны теоретические основания социалистического движения32. Для находящегося в парижском изгнании теоретика, наилучшим образом знакомого с попытками обоснования, представленными его французскими соратниками, ввиду его немецкого происхождения не представляет сколько-нибудь серьезных затруднений разъяснение целей поначалу еще общего у него с этими соратниками проекта в нормативном горизонте революции, которую он мыслит как незавершенную; поэтому он может в значительной мере обойтись без таких понятий, как «братство», «свобода» или «солидарность», и вместо того взять за основу современные ему попытки продуктивного развития гегелевского наследия в его родной стране; эта опора на категории натуралистически перетолкованного Фейербахом идеализма даст ему преимущество большей категориальной строгости, однако и недостаток меньшей прозрачности направления главного удара в политико-моральном отношении. Тем не менее и в ранних работах Маркса еще отчетливо заметно намерение изобличить понятие свободы, используемое в политической экономии и реализуемое на капиталистическом рынке, в индивидуализме, который несовместим с притязаниями на «истинную» общность всех членов общества; постольку также и то, что этот молодой эмигрант доверяет бумаге в 1840-е годы, можно понимать как следующий шаг на пути имманентного раскрытия идеи социализма из взаимно противоречивых целеполаганий либерального общественного строя.
29
Pierre-Joseph Proudhon,
32
Повсюду в дальнейшем я занимаюсь сочинениями Маркса только в том объеме, в каком эти сочинения получили значимость для самопонимания социалистического движения. Поэтому здесь отнюдь не имеется в виду вести принципиальную полемику с его теорией; с подобной целью пришлось бы в различных местах работы сказать нечто большее — или другое.