Идею поставить индивидуальную свободу в зависимость от других субъектов и понять ее тем самым как «социальную» свободу я назвал, в конце главы I теоретическим элементом холистического индивидуализма; под таковым, следуя Филипу Петтиту, я понимаю социально-онтологическую позицию, которая хотя и утверждает, что для реализации определенных способностей человека требуются социальные общности, а тем самым — сущности, которые могут быть описаны только в холистических терминах, однако не делает отсюда выводов о неполноте или тем более несуществовании индивидуальных субъектов52. Такое социальное понимание свободы отличается от коллективизма тем, что для него важны в первую очередь условия реализации индивидуальной свободы, от традиционного же индивидуализма оно отделяется вследствие того, что эту свободу оно ставит в зависимость от причастности к определенному виду социальной общности. Промежуточную позицию, которую развили, таким образом, ранние социалисты, можно охарактеризовать также тем, что термин «свобода» играет в ней решающую роль одновременно на двух уровнях — на уровне индивидуума и на уровне социальной общности. Отдельные субъекты могут реализовать свою способность свободы только в качестве членов социальной общности, которая, однако, должна, в свою очередь, быть свободной в том смысле, что обоюдное осуществление разделяемых всеобщим образом намерений должно происходить в нем без принуждения, а потому в установке взаимного участия.
Эта концепция свободы не имеет своей необходимой предпосылкой — как то можно было бы предположить — ситуацию малых общностей, члены которых могли бы знать друг друга в лицо. Хотя может показаться, что требуемое от субъектов взаимное участие требует такой степени интимности, которая возможна только при личном знакомстве, однако уже наше обыденное словоупотребление, позволяющее говорить, скажем, о нации или о политическом движении как о подобного рода общности, ясно показывает, что такое подозрение необоснованно. Чтобы иметь возможность понимать себя как члена солидарной общности, в которой каждый член заботится о потребностях каждого другого, нужно гораздо меньше, чем интимное доверительное знакомство друг с другом: для этого, как показал Бенедикт Андерсон, достаточно уже и того, чтобы понимать друг друга как единомышленников в отношении некоторых совместно разделяемых целеполаганий — совершенно независимо от того, насколько велик соответствующий коллектив и имеется ли вообще между его членами личное знакомство53. Кроме того, то, что установки заботы о благополучии других членов группы возможны не только в малых группах типа семьи, но также и в более крупных, анонимных общностях, можно без труда наглядно продемонстрировать также в том, что обоснованные социальной теорией меры по перераспределению в пользу социально более слабых всегда требуют установок, для определения которых подходят такие категории, как «солидарность» или «братство». Так, даже Джон Ролз в некоторых местах своей «Теории справедливости» говорит о том, что применение его принципа различия требует предполагать между гражданами того или иного общества отношения хотя и не любви, но во всяком случае «братства»54.
Идея социальной свободы, с которой выступает на мировую политическую сцену социалистическое движение, не привязана, таким образом, к проблематичной предпосылке применения ее только к малым, обозримым общностям; скорее, ее без труда можно перенести на целые общества; при этом, правда, должно быть ясно, в каком отношении она должна находиться в них к другими возможным формам свободы и вообще к социальному воспроизводству в целом. И вот в этом пункте начинаются разногласия и концептуальные «узкие места» внутри социализма, которыми я намерен заниматься в этой главе. При этом я в значительной мере могу ссылаться на традицию западного марксизма, в которой уже начиная с 1920-х годов были безжалостно вскрыты, исходя из перспективы критической солидарности, врожденные пороки социалистического проекта55. Правда, чтобы найти подход к этой проблематической массе социалистического наследия, необходимо сначала сделать еще один шаг назад, потому что нужно вкратце прояснить, в каких рамках общественной теории и теории истории было развито социалистами новое, бунтарское понятие социальной свободы. Все главные деятели социалистического движения, от Роберта Оуэна до Прудона и затем до Карла Маркса, с самого начала разделяют как нечто само собой разумеющееся представление, согласно которому рычагом для создания солидарных социальных отношений должна быть реформа или революционное преодоление самого капиталистического рыночного хозяйства, ибо только в институтах этого хозяйства заключается, по их мнению, подлинная причина частно-эгоистического сужения господствующего понимания свободы, так что утверждение кооперативной формы жизни, исполняющей обещания революции, также может начаться только в этой области. Кроме того, представители [социалистического] движения согласны между собой в том, что в существующем положении дел уже имеются налицо необходимые для переворота мотивы и готовность, потому что рабочие, производители и менеджеры должны быть исконно заинтересованы в замене капиталистического рынка способом хозяйствования, организованным в той или иной форме на кооперативных началах; вследствие этой второй предпосылки новая доктрина становится органом выражения или же инстанцией для рефлексии некоторой уже существующей внутри общества оппозиционной силы, так что отношение теории к практике соответственно этому, должно мыслиться как отношение обучения, информирования или просвещения четко определенной социальной группы. И наконец, в-третьих, все сторонники социалистического движения склонны к предположению, что желательные изменения социальных отношений должны будут произойти с известной мерой исторической необходимости, потому что капиталистическое рыночное хозяйство или само погибнет от порождаемых им кризисов, высвобождая, в свою очередь, экономические силы обобществления (Vergemeinschaftung), или же породит вследствие каузально обусловленного обнищания все более и более мощное сопротивление себе. Каковы бы ни были в частностях объяснения предстоящего саморазложения капитализма, едва ли хотя бы кто-нибудь из числа интеллектуальных провозвестников социализма обходится без допущения исторически неизбежных событий в осязаемо близком будущем.
53
Benedict Anderson,
54
Rawls,
55
Понятие «западного марксизма» было оформлено Морисом Мерло-Понти (ders.,