Постольку все те социалистические представления, которые были порождены первой половиной XIX века, самое позднее с возникновением теории Маркса были объявлены духовным продуктом исключительно лишь революционного рабочего класса, фактический состав и действительная констелляция интересов которого не должны были более заботить теоретиков, ибо благодаря методу рационального вменения этот класс понимался как неотъемлемая составная часть всех капиталистических обществ, так что эмпирические сомнения и вопросы совершенно не могли восприниматься всерьез. Пока действительность общества предоставляла достаточно наглядного материала, настоятельно подтверждавшего приверженность этой воображаемой величине, на первых порах не возникало также повода сомневаться в самом характере социалистического учения как выражения или отображения этой действительности; даже первым представителям немецкой социал-демократии убеждение, что в их собственных идеях отражаются только интересы всех наемных рабочих, казалось слишком неопровержимым, чтобы они могли находить здесь какие-либо причины для беспокойства. Неоценимой заслугой раннего организованного Хоркхаймером теоретического кружка Франкфуртской школы останется то, что этот кружок впервые противопоставил социологической фикции революционного рабочего класса эмпирически обоснованные сомнения; во всяком случае, междисциплинарные исследования об «авторитаризме» рабочих положили начало процессу, в конце которого стояло понимание того, что при переводе классово-специфичных жизненных обстоятельств в определенные пожелания не существует никакого автоматизма72. Когда затем, после Второй мировой войны, в капиталистических странах Запада начали быстро изменяться пропорции занятости и на рынке труда все более и более заметно начал господствовать класс служащих (Angestelltenschaft), так что вскоре вошли в моду разговоры о постиндустриальном обществе73, классовая привязка социализма, в которую раньше так безусловно верили, исчезла уже окончательно; там, где не только не существовало никакого революционного пролетариата, но и сами промышленные рабочие превратились в меньшинство в общей массе людей наемного труда, там не могло быть и решительно никакой возможности по-прежнему понимать социалистические идеалы только как духовное выражение некоторого заведомо революционного субъекта74.
Впрочем, масштаб возникшей в результате проблемы довольно часто совершенно не осознается в полной мере, ведь социализм с самого начала был в глазах его ведущих представителей чем-то намного большим, чем только одной из политических теорий, сопоставимой, скажем, с либерализмом, — он представлял собой для них, скорее, обращенное в будущее учение с практическими интенциями, содействующее реализации некоторого уже существующего в обществе интереса, активизирующее и корректирующее осуществление этого интереса своими картинами социальной свободы. Однако, если уже совершенно нет более возможности предполагать в обществе подобный донаучный интерес, потому что на эмпирическом уровне утрачены даже самые слабые индикаторы его наличия, то социализм необходимо подвергается опасности потерять вместе с отношением к социальному движению и вообще само право на существование, ибо без привязки к такой общественной силе, в которой достоверно стремятся реализоваться его собственные целеполагания, он, подобно всякой другой нормативной теории, только выдвигал бы перед лицом непонятной реальности некий идеал. Таким образом, коррозия рабочего движения была для социализма чем-то большим, чем просто помеха; скорее, когда померкла всякая надежда найти в пролетариате хотя бы остатки некогда приписанной ему заинтересованности в революционном изменении общества, это задело глубочайшее ядро социализма, а именно, его претензию быть выражением некоторого живого движения75.
72
Institut für Sozialforschung (Hg.),
73
См., например: Daniel Bell,
74
См. в качестве показательного примера Josef Mooser,
75
В рамках радикального социализма это сознание обнаруживается прежде всего в послевоенном французском движении Socialisme ou barbarie; см. в качестве примера: Cornelius Castoriadis,