Для сферы экономики, на которой до сих пор я концентрировал внимание в своих рассуждениях, эта смена перспективы означает, к примеру, что в социальном законодательстве начала XX века, в западногерманских правовых нормах, касающихся участия работников в управлении, и в нормативах различных стран о минимальном уровне заработной платы нужно видеть не просто некие случайные события, но первые шаги завоевываемого с немалым трудом прогресса в обобществлении рынка труда, и если мы продолжим эти институциональные прорывы вдоль воображаемой линии в будущее, то для социалиста станет понятно, какие дальнейшие меры потребуются в непосредственно нам предстоящем будущем, чтобы приблизиться к цели реализации социальной свободы в хозяйственной сфере. Впрочем, ни о таком конечном состоянии, ни о промежуточных шагах, ведущих к этому состоянию, никогда не следует думать, будто, смотря в будущее из сегодняшнего дня, их можно уже сегодня раз навсегда зафиксировать, словно на чертежной доске; скорее, в постоянной зависимости от исхода конкретных экспериментов, которые придется проводить каждый раз заново, цели и средства будут непрерывно взаимно корректировать друг друга, так что о желанном конечном состоянии невозможно заранее получить никакого достоверного знания — но именно поэтому нельзя также заранее категорически исключить и того, что та форма хозяйства, которую социализм предвосхищает в понятии социальной свободы, сведется в конце концов к таким отношениям, которые можно осмысленно определить только как «рыночно-социалистические».
Во всяком случае, если в качестве воплощений социалистических требований в действительности понимают уже не социальные коллективы, а институциональные достижения, то для социализма меняется едва ли не все. Отныне как адресаты его полученных в экспериментальной установке знаний рассматриваются уже не члены определенной социальной группы, но все граждане, поскольку их возможно убедить в том, что свою социальную свободу в существенных областях жизни они могут реализовать только в солидарном взаимодействии со всеми другими. Отныне гарантом возможности реализации социализма уже не может быть существование некоторого социального движения, ставящего соответствующие цели, но им должна считаться его нормативная способность и сила добиться уже в теперешних условиях институциональных реформ, указывающих в том направлении, куда устремлен социализм. В таком случае чем большее число правовых реформ и изменений ментальности, в которых уже сегодня обнаруживаются частицы его собственных намерений, может найти в пройденном обществом пути подобный социализм, тем с большей достоверностью он в будущем сможет быть убежден в практической действенности рисуемых им проектов.
Впрочем, тот образ коренным образом видоизмененного социализма, который я начинаю рисовать такими замечаниями, заключает в себе также некую трещину, в которой становится заметно еще одно расхождение между его новыми намерениями и первоначальной концепцией. Это по-прежнему сохраняющееся раздвоение легко обнаруживается, если становится ясно, что старый социализм рассматривал только рабочий класс как адресата его проектов только потому, что в его представлении в будущем уже вовсе не должно быть граждан, ибо в новой общественной системе всякая свобода должна будет реализоваться только в форме хозяйственной кооперации, так что здесь больше не понадобится также никакая другая сфера, в которой бы члены общества действовали не как производители, а именно как citoyens (граждане (фр.))». Если поэтому я только что сказал, что социализм должен обращаться ко всем гражданам, то это не так-то просто согласовать с его первоначальными предпосылками, ибо при этом я в позитивном ключе ссылаюсь на демократическое волеизъявление, которое как таковое, согласно представлениям классического социализма, в будущем уже совершенно не должно более существовать. Это неприятное противоречие можно преодолеть, только если постфактум освободить идею социальной свободы от исключительной ассоциации с экономической сферой — тем самым я перехожу ко второму шагу моей попытки освободить социализм от старой идейной скорлупы, чтобы придать ему новую действенную силу.