Поразительная слепота к демократическому значению основных либеральных прав объясняет, наконец, также и то, почему для социалистов долгое время было практически невозможно заключить систематически обоснованный союз с радикальным крылом либеральных республиканцев135. Ведь это движение также возникло из попытки все-таки реализовать не выполненные поначалу обещания Французской революции, перетолковав ее руководящие принципы, только здесь за исходный пункт такой новой интерпретации были взяты не недостатки в сфере хозяйства, а недочеты политического строя новых государственных образований; решающим пороком такового радикальный республиканизм считал недостаточный учет воли народа в политическом законодательстве, так что высшей целью усилий реформаторов в послереволюционную эпоху должно было стать стремление добиться во имя эгалитаризма равноправного участия всех граждан государства в законодательном процессе коллективного волеизъявления. По этому перечню требований нетрудно заметить, что здесь в другом месте и с другой акцентировкой точно так же обретает голос призыв понимать уже институционализированную свободу, скорее, все-таки в смысле эгалитарной взаимности и непринужденного сотрудничества, чтобы, таким образом, все же придать принципу суверенитета народа необходимый характер демократической консультативной процедуры, — и даже если такой немецкий республиканец, как Юлиус Фрёбель, или лишь ненамного позже такой французский радикальный демократ, как Леон Гамбетта, не использовали сам этот термин, в их сочинениях, однако, отчетливо видно стремление сделать идею социальной свободы плодотворной для сферы демократического волеизъявления136.
135
Об этом комплексе проблем см.: Wolfgang Mager, “Republik”, in:
in: Karl Marx / ders.,
136
О Юлиусе Фрёбеле см. Jürgen Habermas, “Volkssouveränitanität als Verfahren”, in: ders.,