Он без промедления позвонил на Черняковскую и слово в слово передал сыну свой разговор с участковым. Старший Фельчак искренне считал, что надо последовать его совету.
— Ведь ты же невиновен, — убеждал он сына, — так пойди в управление и объясни. Так и так, скажи. Не съедят же тебя, допросят и отпустят.
— Ну что ты несешь, отец! Для них мы все виновны. Со мной и говорить не будут, сразу арестуют. И просидишь там как миленький несколько месяцев, пока докажешь, что ты ни при чем. А если даже и докажешь, что к тому делу ты не имеешь никакого отношения, они тебе пришьют что-нибудь другое. Те же боны, например.
— Сколько раз я тебе говорил, зарабатывай честным трудом.
— Ну, опять поехал… Буду вкалывать с утра до ночи за четыре тысячи в месяц?
— Я вот вкалывал и, как видишь, с голоду не умер, да и вас вырастил.
— Опять двадцать пять! Ну сколько можно?
— Ладно, поступай как знаешь. — И старый портной в сердцах бросил трубку.
В этот же день, к вечеру, Казимеж Фельчак покинул свою нору на Черняковской. Наблюдатели, следившие за каждым его шагом, отметили, что парень, как видно, пытался отпустить бороду и за пять дней ему удалось отрастить довольно длинную щетину. Новое убежище он нашел на Жолибоже на вилле у женщины, которая, как и он, занималась скупкой бон и валюты.
На следующий день по телевидению не только повторили предыдущее сообщение, но и предупредили, что каждый, способствующий укрыванию преступника от властей, будет отвечать по всей строгости закона. На сей раз показали целых два портрета, оба словесных: первый тот же, что показывали раньше, второй со щетиной. «Выкуривание барсука» велось по всем правилам. В его новой норе тоже организовали прослушивание телефонных разговоров. На сей раз прокурор Бочковский без возражений дал на это санкцию, так как убедился, что следствие идет по верному пути. На следующий день, ближе к вечеру, был зафиксирован следующий диалог.
— Позовите Ришарда, — послышался голос Казимежа Фельчака (номера, который он при этом набрал, установить не удалось).
— Я у телефона.
— Узнаешь меня?
— Узнаю. Что надо? Ведь я же запретил мне звонить.
— Телевизор смотришь?
— Да. Крепко за тебя взялись. И наверное, все из-за этой чертовой бабы.
— Мне надо встретиться с тобой, Рысик.
— Зачем?
— Я боюсь. На Окшеи они уже были.
— Кто?
— Наш участковый.
— И что?
— Показывал отцу фотографию. Советовал мне самому явиться в милицию. Если не поможешь, мне ничего другого не остается…
— Ты откуда звонишь?
— Да тут от одной… Знакомая моя. Но не могу же я у нее вечно сидеть. Да и сдрейфит она, своя шкура дороже.
— Хорошо. Встретимся завтра.
— Где?
— Как стемнеет, приходи в парк Скарышевского, к пруду. Да проследи, чтобы не было хвоста.
— Сам знаю. Во сколько?
— Сказал, как стемнеет. Ну, где-то около восьми. Поговорим. Не робей, найдется хаза, просидишь спокойно несколько месяцев, пока все не затихнет.
— В Варшаве?
— Это не телефонный разговор.
— Ладно, до завтра.
— До завтра. Только смотри, будь осторожен.
Прослушав магнитофонную запись, майор с удовлетворением потер руки. Хитрость удалась, рыбка клюнула.
На следующий день с утра сотрудники милиции обследовали парк Скарышевского. Ничего не скажешь, место для свидания было выбрано удачно. В это время года часть парка, прилегающую к пруду, редко кто посещал, а уж в сумерки здесь и вовсе было пустынно. Заросшее густыми кустами место не располагало к прогулкам.
Правда, листья еще не раскрылись, но аллейку у пруда окаймляли вечнозеленые кусты и хвойные деревья, так что было где спрятаться нескольким сотрудникам милиции. Сам майор решил укрыться в разросшихся кустах можжевельника и с этого «командного пункта» руководить операцией.
Как всегда предусмотрительный, Януш Качановский на всякий случай расставил еще несколько человек и на некотором расстоянии от аллейки у пруда, где, как предполагалось, произойдет встреча. Вторая линия должна была вступить в действие, если у первой что-нибудь сорвется.
Уже за два часа до назначенного времени все участники операции заняли свои посты. День выдался хмурый и холодный. Гуляющих в парке было немного.
Казимеж Фельчак появился в парке примерно за полчаса до условленного времени. Не спеша прошелся по аллеям, присматриваясь к гуляющим и стараясь определить, не следит ли кто за ним. Посидел на лавочке у одной из статуй. Потом прошелся вдоль пустых в это время теннисных кортов. Парк почти совсем обезлюдел. Фельчак, по всей видимости, уверился, что слежки за ним нет, и быстрым шагом направился к пруду. Здесь тоже никого не было, кроме хорошо замаскированных милиционеров, которые в бинокли наблюдали за его действиями.