- Есть Бог, чадо мое.
После такого разговора я понял, что "давить" на него по телефону невозможно. Поэтому я решил отправить ему с одной девушкой длиннейшее письмо, которое от начала до конца было составлено как резкое обвинение.
Содержание этого письма я по личным причинам приводить не стану. Если бы я даже и попытался изложить это письмо, то оно заняло бы большое количество страниц, что не входит в мои планы, ибо эта книга не обо мне, а об отце Порфирии.
В общих, однако, чертах могу сказать, что в письме упоминалось главным образом о тех упущениях (конечно же, по моему суждению), которые совершил отец Порфирий и в результате которых моя проблема не была решена. Я ни больше ни меньше как дерзал обвинять его, возлагая всю ответственность за мои беды на него лично!
И что самое главное, эту ответственность я не ограничивал только этой жизнью, но распространял ее и на… будущую жизнь! Вот, к примеру, что я писал: "…в конце концов, Батюшка, Вы должны иметь в виду следующее: когда-то мы умрем, и Вы, и я. Это единственное, в чем мы можем быть уверены. Все, что рождается, умирает. И за то, где окажусь я, я буду отвечать только перед Богом. Тогда как Вы, помимо того что будете отвечать перед Богом, должны будете отвечать также и перед Вашим любимым другом, таким, как и вы, иереем — моим отцом! Это он вам доверил свое чадо, а вы ничего или почти ничего не сделали для того, чтобы помочь ему, хотя вы имеете такую возможность, ибо вам так щедро дана от Бога благодать…". В таком примерно духе было написано все "обвинительное" письмо.
От той же девушки, которая передала Батюшке мое письмо, я узнал, что по меньшей мере три утра подряд Батюшка просил ее перечитывать его и внимательно слушал без всяких комментариев.
Имел я некоторые сведения еще от одного человека, близкого к Батюшке, о том, что отец Порфирий много раз просил его перечитывать письмо. Мне также стало известно, что Батюшку очень озадачило его содержание.
Между тем дни шли, а ответа все не было. И это очень меня беспокоило, потому что, зная Батюшку лучше, чем себя самого, я знал также, что чем больше он медлит, тем более жестким будет его ответ.
Прошло очень много дней после отправления письма, так много, что я уже перестал надеяться получить ответ. И вот однажды, в суровую зимнюю ночь, сквозь сон я услышал телефонный звонок. Я проснулся в большой тревоге.
Когда же я увидел, что стрелки часов показывают пять утра, то сразу успокоился. Потому что в это время мог звонить только Батюшка! Я немедленно поспешил к бюро, успев запастись карандашом и бумагой, снял телефонную трубку и услышал знакомый и очень дорогой голос Батюшки.
Не сказав мне даже "доброе утро", он начал меня распекать таким громовым голосом, какого я никогда не слышал! Я успел записать последние его слова. Вот они:
"Душу мою, Господи, во гресех всяческих, и безместными деяньми люте разслаблену, воздвигни Божественным Твоим предстательством, якоже и разслабленнаго воздвигл еси древле, да зову Ти спасаем: щедрый, даждь ми, Христе, исцеление"[53].
Проговорив это, блаженный Старец добавил обычное: "Молюсь" — и положил трубку.
Не могу сказать, сколько времени я оставался неподвижным, будучи не в состоянии что-либо произнести. Во всяком случае, довольно долго. Придя в себя, я попытался прочесть записанный мною текст, но спросонья не мог толком разобрать ни что записал, ни какое отношение это имеет ко мне. Неужели Батюшка только для этого звонил в столь ранний час?
Однако, внимательнее вчитываясь в текст и разбирая каждое слово, я начал входить в его глубинный смысл. Я понял, что батюшкин ночной звонок был абсолютно оправданным, так как в его словах содержался полный ответ на мое письмо.
Пытаясь разобраться в замысловатых предложениях, я никак не мог понять смысл слова πάλαι. По-видимому, в спешке я написал πάλε вместо правильного πάλαι, и это очень затрудняло понимание. Поэтому я решил еще поспать, а утром вновь заняться изучением текста.
Но я был слишком взбудоражен, чтобы уснуть. Неожиданно снова раздался телефонный звонок. Это был Батюшка. Как только я снял трубку, он сказал:
- Πάλαι пишется через "альфа" и "йота" и означает "когда-то", "древле". Пока, до свидания…
Я был поражен. Что я мог теперь сказать про этого "безграмотного" мудреца? Ничего! После всего случившегося было уже не до сна. Я до утра просидел в кресле в своем кабинете, а утром пошел на работу. Но и там мысли о ночном происшествии не оставляли меня.
На следующий день я отправился в Милеси. Батюшка распорядился, чтобы я прошел к нему немедленно. Войдя в его келью, я начал оглушительно громким голосом произносить текст молитвы: "Душу мою, Господи…".