– Нет! – рявкнула я ей в лицо, подпитывая злостью и виной стремительно дотлевающую храбрость.
– А ты сильная чародейка, очень сильная! Так долго удерживать своего зверя под защитой от моих чар не каждая сможет, далеко не каждая! – Она наклонила острый подбородок к плечу, словно о чем-то задумавшись. – Даже старшая моя сестрица, пожалуй, не смогла бы.
– Выпусти нас, – с нажимом произнесла я, крепче сжимая посох.
– Ах, ночной лес так опасен! Голодные, алчущие твари ждут за каждым кустом, под каждым камнем. Мои воины уничтожают их каждый день, но с каждой ночью тварей становится все больше и больше… Зачем тебе идти в темноту и холод? Давай сядем в трапезной, разожжем свечи и решим, чем мы можем помочь друг другу.
Волк зарычал на нее, попытался обойти по дуге, чтобы прыгнуть и сбить с ног, но княгиня легко взмахнула рукой, и между ними взвилось белое пламя.
– Ты сильна, ты очень сильна. Вместе с тобой я смогу свергнуть старшую свою сестрицу и сама примерить ее золотой венец!
– С чего бы мне тебе помогать? – грубо рыкнула я, обрывая ее мечтания. Княгиня рассмеялась:
– Младшая моя сестрица, медного княжества хозяйка, что лебезила перед тобой и едва ли от счастья не пела, когда ты покинула ее земли, поведала, что ищешь ты Ясного Сокола…
– Ищу, – терпеливо кивнула я, – что дальше? Ты знаешь, где он прячется?
– Ах, мне то неведомо! Но свергнув золотую царицу, я выпью ее кровь и ее силу и стану равна Моране! На золотом блюде я поднесу тебе, моя союзница, голову Сокола и его перья, дам тебе витязей в сияющих кольчугах, с пылающими огнем мечами, чтобы прошли они по всем царствам, нашли гнездо его и освободили твою сестру!
Звучало соблазнительно, весьма и весьма. Мне хватило бы цинизма согласиться на сделку, но два момента делали ее невозможной. Во-первых, я не была чародейкой, я не могла помочь княгине, даже если бы захотела. Во-вторых, серебряная ведьма уже сама стала тварью, нечистью, далекой от рода человеческого. А я и без браслетов Яги помнила, что нельзя принимать помощь нечисти.
– Нет. Выпусти нас.
О, как она завизжала! Ее ярость обрела физическое воплощение, ослепительно сияющим копьем ринулась ко мне, со свистом рассекая воздух. Я зажмурилась и инстинктивно прикрыла голову руками, даже не надеясь выжить. Но секунды шли, боли я не чувствовала, а визг княгини, на пару секунд захлебнувшийся, зазвучал с новой силой и на полтона выше.
Я осторожно раскрыла глаза и успела заметить, как остатки копья безвредными искорками оседают на землю, а подарки Яги сияют ровным золотистым светом.
Проверять, сколько атак взбешенной ведьмы выдержат амулеты, не хотелось. Тем более она явно не собиралась повторяться и готовилась обрушить на меня весь свой арсенал.
Я не знала, что ей противопоставить. Я могла только зажмуриться и свернуться в позе зародыша, молясь, чтобы амулеты Яги оказались сильнее серебряного колдовства. Могла ждать, когда взойдет солнце и княгиня заснет или когда ее заемная сила иссякнет.
Я не могла ничего.
А волк мог.
Он завыл. Его зов взвился в небо и растекся по лесу, и ему ответило эхо, ему ответили другие волки, ему ответили птицы. Совы и вороны черно-серой тучей в считаные секунды закрыли небо и волной рухнули на беснующуюся княгиню.
Я замерла, не в силах отвести взгляд от этого чудовищного зрелища. Птицы кричали, ночь наполнилась их граем, и вопли княгини потонули в поднятом шуме. Мне казалось, что птицы терзали ее, унося в клювах и когтях клочья кожи и обрывки рубахи. Серебряное сияние усиливалось, оно пульсировало в такт сердцебиению, пробивалось сквозь пелену крыльев. Это заемная сила спешила покинуть чуждое ей тело, вернуться к своим хозяевам.
Из остолбенения меня вывел резкий рывок за плащ – волк торопливо тянул меня в сторону ворот. С трудом сглотнув, я поспешила за ним, постоянно оглядываясь на княгиню. Не знаю, чего боялась больше – что она стряхнет птиц и ринется на нас или что птицы, растерзав ее, начнут искать себе новую жертву.
Ворота распахнулись сами, стоило мне только сбросить тяжелый брус. Волк рванул в лес и остановился, поджидая меня. Я все еще медлила, оглядывалась на каждом шагу, вздрагивала от любого резкого птичьего крика.
Серебряное сияние угасло, и навалилась непроглядная темнота, густая и вязкая. Птицы ринулись в разные стороны и исчезли в черноте безлунного неба так же стремительно, как и появились. На земле осталась лежать княгиня – уже не серебряная, ничем не отличающаяся от обычного человека. Она захлебывалась рыданиями и царапала землю, даже не пытаясь подняться. Белая рубаха была изодрана птичьими когтями, седые волосы паклей свешивались на лицо. Ничего жуткого или величественного не осталось в этой женщине – ушедшая сила опустошила ее, забрав даже то, что было даровано ей от рождения. Сейчас она вызывала только жалость.