Дионисий подумал, улыбнулся и произнес:
— Примем за основу первое.
— Это лучше, — сказал Дима. — Потому что все еще может повернуться в сторону, какую мы не ждем.
— Это благое пожелание или состояние дел? — спросил с интересом Дионисий.
— Ты хоть знаешь, кто главный кандидат на твое замещение? — спросил Дима.
— Я знаю, — сказал Дионисий, — но тебе будет трудно в это поверить.
— Мне будет легко, — сказал Дима. — Отец архимандарин почти признался в этом сам.
— Неожиданный поворот в епархиальной жизни, верно? — усмехнулся Дионисий.
— Еще неожиданнее то, что он не совершится, — сказал Дима.
— Ты полагаешь? — удивился Дионисий.
— Я знаю, — сказал Дима. — Это ведь примитивная купля-продажа, понимаешь? Отец Флавиан прознал про коллекцию монет, которую стащил бригадир Алексей. Тот не знал, что с ними делать. То есть, он попытался продать ее, но дело затянулось. Тогда отец архимандарин предпринимает широкий жест, достойный подлинного нестяжателя. Он готов пожертвовать коллекцией в пользу епархии, но с условием, что управление Ксенофонтовым монастырем отдадут ему, старому и опытному духовному пастырю. Похоже, архимандрита Фотия такая сделка устраивала.
— И что же изменилось? — спросил Дионисий.
— Приехали московские уголовники и стали требовать монеты себе, — объяснил Дима. — Представляешь теперь его положение? Он уже чувствовал себя наместником, а тут убийцы!
— И где монеты теперь? — спросил Дионисий.
— Не знаю, может, они до сих пор у него, — сказал Дима. — Но, отец, это уже не имеет значения. Завтра ты расскажешь всю эту историю владыке, и мы посмотрим, как будет объясняться товарищ Фотий.
— Но у меня нет доказательств! — попытался возразить Дионисий.
— Они есть у прокурора, — сказал Дима. — Сошлись на наличие уголовного дела, и этого будет достаточно.
Дионисий покачал головой.
— Не знаю, отец, — проговорил он. — Как-то это не очень достойно…
— Конечно, — кивнул Дима. — Куда достойнее наслаждаться собственным уничижением, да?
Дионисий посмотрел на него с раздражением, но в конце концов улыбнулся.
— Ладно, — сказал он. — Я, если что, тебя приглашу для дачи объяснений. Хорошо?
— Всегда готов, отче, — улыбнулся в ответ Дима.
17
В эту ночь, хотя он и теперь не чувствовал себя выспавшимся, чтение псалтыри прошло на редкость сосредоточенно и содержательно. Еще до полуночи он обошел верных своих сторонников, объяснил им сложившееся положение и мобилизовал наблюдать за ночными перемещениями отца Флавиана и иже с ним. Конечно, монахи были смущены очевидной суетностью поставленной задачи, но Дима сумел их убедить в том, что этим разоблачением они не только возвращают монастырю коллекцию и разоблачают вора, но и уберегают обитель от нежелательных перемен. Иеромонах Севастьян, монастырский художник, в паре с просфорником братом Протасием стали на дежурство с вечера, а в два часа их должны были сменить сам Дима и Леонтий.
Когда он после чтения псалтыри шел на место наблюдения в новом братском корпусе, где проживал отец Флавиан, то не преминул свернуть к зданию школы, где, как он знал, располагалась милицейская засада. Шел уже третий час ночи, ночь стояла ясная и морозная, и Дима даже решил, что активных действий никакой Звонок предпринимать не будет. Это же могло относиться и к отцу Флавиану, но, подняв на это дело людей, он не мог теперь сам объявлять отбой. Пришлось ему еще три часа дежурить в коридоре братского корпуса, в полусне беседуя с Леонтием на темы истории церкви. К концу дежурства он уже отчаянно зевал и с тоской думал о том, что поспать ему уже не удастся. Так оно и вышло, на сон ему выпало всего около часа, и в полудремотном состоянии он отправился на раннюю литургию, чтобы координировать действия добровольных певчих на левом клиросе. Бабушки восприняли его состояние как результат непосильного подвига и потому не стали его будить, когда он заснул на проповеди после чтения Евангелия и проспал вплоть до отпуста.
Ранняя литургия закончилась в начале девятого, и Дима прошел в новый корпус, чтобы узнать, чем занялся с утра отец архимандрит. Оказалось, батюшка после испытаний предыдущего дня и вовсе слег, за ним ухаживали Михаил и Галактион. Шли даже разговоры о вызове «Скорой помощи», но сам отец Флавиан этот вызов решительно отверг, пожелав принять свои страдания с монашеским смирением, что вызвало у его духовных чад благоговейный трепет. Все ночное дежурство, таким образом, оказалось бесполезным.