По его сигналу вошли келейники и направились к владыке.
— Погодите-ка, — сказал тот. — Я сам решу, когда мне вставать.
Те остановились, недоуменно оглядываясь на Фотия. Тот шагнул вперед.
— Что такое, владыка? — спросил он тревожно. — Что вам тут наговорили?
Владыка поднял голову и посмотрел ему в глаза.
— Так что там отец Флавиан?
— Болен, — отвечал Фотий. — А что?
— Так значит, это он наш благодетель, да? — спросил владыка с горечью. — С него ты хотел миллиарды взять?
Фотий выпрямился.
— Выйдите, ребята, — сказал он.
Келейники повиновались и вышли. Похоже, им это было привычно.
— Вы укоряете меня за то, что я хотел использовать найденные монеты во благо церковного строительства? — спросил он с пафосом.
— Я укоряю тебя, что ты мне сразу все не рассказал, — отвечал владыка. — Я бы никогда на это не согласился.
— Я многого вам не рассказываю, владыка, — сказал Фотий надменно. — Я освобождаю вас от множества грязных дел. Я вполне могу представить, что могут вам наговорить обо мне наши враги. Но я хочу задать вопрос, много ли я лично на этом заработал?
— По-моему, — неожиданно вмешался Дима, — речь не идет о вашем личном заработке, отче. Я не знаю, как долго стоят храмы, построенные на криминальные деньги, но о расцвете духовности в этих храмах говорить не приходится.
Фотий глянул на него гневно.
— Кто позволил вам вмешиваться в разговор духовных лиц? — спросил он сквозь зубы. — Почему вы вообще здесь присутствуете? Отец наместник, почему вы позволяете мирянам вмешиваться в жизнь монастыря?
Он обращал свой вопрос к Дионисию, и тот пожал плечами.
— Потому что он такой же раб Божий, что и я, только от меня, как и от вас, отец архимандрит, требуется больше смирения. Вероятно, я идеалист, но я всерьез давал обеты и клятвы и стараюсь им следовать.
— Замолчите все, — проскрипел владыка.
Все замолкли, даже Фотий, который удивился этим словам архиепископа больше других. Лицо владыки вдруг сморщилось, и он тихо заплакал.
— Как же так? — всхлипывал он при полном молчании собравшихся. — Мы же духовные лица, мы же пастыри!.. Столько всего наша церковь вынесла, столько претерпела, неужто для того, чтобы мы теперь ее в грязь втаптывали?.. Что же вы творите, иноки славные?..
Эти неожиданные слезы разом изменили весь смысл спора. Дима первый почувствовал это и упал на колени.
— Простите, владыченька, это с меня все началось. Наверное, мне действительно не следует жить в монастыре. Благословите, и я уйду.
Отец Лука тоже вдруг упал на колени и дрожащим голосом произнес:
— И меня прости, владыка святый… Погряз в суете, аки пес…
— И я виноват, — поднялся из-за стола Дионисий. — О многом полезном пекусь и говорю, а единое на потребу оставил. Снимайте меня, владыко, я заслужил это.
И он тоже опустился на колени. Фотий, оставшийся один среди коленопреклоненных отцов, тяжко вздохнул и тоже бухнулся земным поклоном.
— Опять меня бес попутал, — пробормотал он дрожащим голосом. — Не могу я, владыка, людьми руководить. Я их ненавидеть начинаю. Благословите меня в затвор, только там мне спасение…
Владыка Геронтий осмотрел их изумленно, потом взгляд его потеплел. Он обернулся, увидел иконы за спиной и, кряхтя, тоже опустился на колени, опираясь на письменный стол.
— Помолимся, — сказал он. — Все мы грешники изрядные… Давай, Димитрий, начинай покаянный канон. Возгласи, отче… — сказал он Дионисию, который стоял на коленях рядом.
Тот, не поднимаясь, взял со стола молитвослов, подал Диме, после чего произнес с крестным знамением:
— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков!
— Аминь, — произнес Дима и начал читать молитвы.
Так неожиданно это ситуация разрядилась. После канона отцы устроили настоящий чин прощения, кланялись друг другу и целовались, и все напряжение перешло во всеобщее умиление. Келейники увели владыку Геронтия отдохнуть перед предстоящим собором старцев, а отец Фотий, совершенно растроганный сценой всеобщего примирения, поспешил к отцу Флавиану, которого перед тем грозился лишить сана и гнать прочь из епархии. Теперь он передумал и поспешил принести извинения. Дима с Дионисием остались вдвоем.
— Так я не понял, — сказал Дима. — Что теперь будет с твоим наместничеством, отец? Тебя оставляют?
— Ох, не начинай все сначала, — замахал на него руками отец Дионисий. — Как старцы решат, так и будет, нечего нам загадывать. И что бы ни решили, с радостью приму к исполнению. Правильно?