— Только тихо, — шепнул Звонок, и Дима вновь ощутил укол ножа.
Он не сразу понял, кто это такие, и только когда его окликнули, вдруг узнал их, и сердце его радостно забилось. «Монахами» были капитан Левшин и стажер Дружинин.
— Дима, ты, что ли? — окликнул его Левшин.
Для человека, знакомого с монашескими обычаями, тут было достаточно поводов для подозрения: и то, что оба монаха были гладко выбриты, и то что назвали брата уменьшительным именем, что было не принято. Но Звонок не был прихожанином православной церкви, и незнание культурных традиций сгубило его.
— Здорово, отец Зосима, — поприветствовал Левшина Дима. — А мы к вам идем.
— С кем это ты? — очень натурально удивился капитан. — Вроде, не предупреждал ведь.
— Это мой знакомый, — сказал Дима. — Он со мной.
— Что еще за знакомый? — с подозрением стал вглядываться в Звонка Левшин.
— Да свой я, свой, — буркнул с досадой Звонок.
— Свой? — покачал головой Левшин. — Ты, Дима, в другой раз предупреждай, понятно? Все-таки материальные ценности…
Он повернулся и направился вперед, к дому наместника. Дима со Звонком пошли за ним следом.
— Святой отец! — спохватился Дружинин. — Так вы дадите мне… свечку?
— Пошли, дам тебе свечку, — пробурчал Левшин, не оборачиваясь.
В другой раз Дима бы только посмеялся над их неуклюжими попытками представиться монахами, но теперь ему было не до смеха. Нож по-прежнему давил его в бок, и он пока не видел, как можно будет из этого положения удачно вывернуться. Но появление Левшина и Дружинина его уже успокоило, и он с легкой душой ждал развития событий именно от них.
Левшин отворил дверь своим ключом, и они вошли в тесные сени. Звонок явно нервничал, но капитан Левшин, стоя к нему спиной, добродушно бормотал:
— Я же тебя еще днем ждал, Дима. У меня для тебя и подарок приготовлен был…
Он открыл внешнюю дверь, потом повозился с внутренней, и Дима на протяжении всего этого времени слышал, как жарко дышит ему в ухо Звонок. Возникало впечатление, что он уже понял, что попал в засаду, и теперь искал удобного случая для бегства, но скорее всего это Диме только казалось.
— Быстрее, святой отец, — торопил Левшина Дружинин. — Я свой пост оставил…
— Успеешь еще, — пробурчал Левшин.
Он наконец открыл внутреннюю дверь, и Дима спросил:
— А сигнализацию еще не включили?
— А чего ее включать, если я тебя ждал, — сказал Левшин.
На столе в кабинете отца Зосимы стоял ящик со свечами, видимо, приготовленный заранее. Дима не сразу понял, зачем он тут понадобился.
— Вот, — сказал капитан, взяв в руку одну из обычных свечек. — Натуральная израильская свеча. Чуешь, как пахнет?
Он подал свечу Диме, и тот понюхал. Свеча была стеариновая и ничем особенным не пахла.
— Здорово, — сказал он. — Они туда кипарисовое масло добавляют.
— Держи, Женя, — передал Левшин свечу Дружинину, и тот принял ее с несколько экзальтированным благоговением.
— На и тебе, — сказал Левшин, дружелюбно глянув на Звонка и протянув ему свечу.
Тот на мгновение заколебался, но все же был вынужден отодвинуться от Димы и протянуть руку за свечой. Дима немедленно отпрыгнул в сторону, а капитан Левшин схватил Звонка за протянутую руку, а другой рукой наставил ему в лицо пистолет. Тот на мгновение обмер.
— Ах, падла! — вскричал он, мгновенно сообразив, что угодил в засаду, и нырнул под руку Левшина, толкнув его корпусом на стол.
Тот, видимо, не решился стрелять, почему и упал на стол, а потом на пол, выронив пистолет. Звонок ногой отбросил кинувшегося на него Женю Дружинина, и, подняв нож, шагнул к Диме.
— Я тебя предупреждал, — проговорил он осатанело. — Я шуток не понимаю.
Дима нащупал за спиной какую-то тряпку, и, когда Звонок рванулся к нему, бросил ее ему в лицо. В результате нож только прорезал куртку и лишь царапнул Диму по коже. Звонок замахнулся для второго удара, уже развернув Диму лицом к стене и прицелившись для удара под лопатку, как он убил Алексея, но тут подоспел капитан Левшин с тяжелым табуретом в руках и грохнул его по голове. Звонок упал на пол, и подлетевший Дружинин мгновенно защелкнул на нем наручники.
Все было кончено.
Дима стоял у стены и чувствовал, как все его тело наливается свинцовой усталостью, как будто он весь день не просидел на диване, а по меньшей мере таскал пудовые камни. На него вдруг напал истерический смех, и Левшин с Дружининым посмотрели на него недоуменно.