Знаешь что — уходи, мальчик. Уходи и жди пока смерть сама тебя найдет. Уйдешь тихо и я, так и быть, сделаю твою смерть спокойной и безболезненной. И не кипятись так, бедняжка. Ничего личного, видишь ли, ты просто мне мешаешь.
Матеуш страдал от бессилия. Ведьма была права, ничегошеньки не мог он ей сделать, отца погубил и сам ничего противопоставить не мог, на верную смерть и явился, наглой стерве на радость. Он сжимал и разжимал кулаки, ища способ сделать все правильно и вдруг, неожиданно, нашел его, словно вело его что-то, вкладывая в голову нужные слова, которые уже срывались с языка.
— Делай, что хочешь, ведьма. Доставай свою шаль и колдуй, потому что сейчас я уйду. Но, когда твое колдовство меня настигнет, твои детеныши уже будут мертвы. Я посворачиваю одну за одной их тщедушные шейки, за мать, за отца, и за себя. И станем мы с тобой в расчете. — Он дико улыбнулся, скаля зубы, глядя, как потемнело ведьмино лицо от страха и ярости, и вскочила она с места, бормоча слова заклинания.
“И что же выгадал?” — подумал он себе, — “Сейчас она меня проклянет и умру я на месте”.
В глазах потемнело, его согнуло пополам от боли, раскалился докрасна медальон на груди, прожигая кожу, обнажая кровоточащие мышцы и прорастающий через них кроваво-красный мех.
Матеуш торжествующе зарычал и бросился вперед, чувствуя, как хрустят и ломаются кости, вырастая в два, в три, в десять раз, щелкнул клыками вытянувшаяся челюсть.
Комната стала для него мала, а ведьма ничего не успела ни сказать, ни крикнуть, только смотрела на него глазами, полными кромешного ужаса, когда его челюсти сомкнулись, на ее талии, перегрызая ее пополам.
***
Посреди поляны, залитой закатным солнцем, на фоне золота и зелени травы выделялась высокая черно-белая фигура.
Ева ждала, сложив белые руки на груди, считая удары сердца, пока солнце не скрылось за деревьями, и поляну не укутали голубым сатином сумерки. Тогда Ева глубоко вздохнула и повернулась к избушке.
Тогда прозвучал треск и шорох, будто сквозь деревья двигалось что-то большое. Ева увидела, как меж ветками протискивается голова огромного зверя. Глаза горели яростным пламенем, а вся морда, до самых ушей, щедро обагрена кровью, багровым были запачканы его клыки и когти.
Зверь глухо зарычал, содрогаясь всем своим огромным телом, но Ева одна на всем свете знала, что значит его рык вовсе не угрозу.
Легко, как маленькая девочка, Ева подбежала к зверю и обняла его шею, зарываясь руками в густой мех. Зверь закрыл глаза, прижимаясь к ней мордой.
— Вернулся, глупый упрямый мальчишка, вернулся. — повторяла она, не переставая гладить его. — Отчего столько крови? Неужели, она тебя ранить успела?
— Не она. — хрипло сказал Матеуш человечьим ртом, его тело стремительно принимало человеческую форму, и тогда Ева увидела глубокие кровоточащие укусы, страшные раны, на лице и груди, и боках. — Ее дети, — сказал и поглядел на Еву затуманенными от боли глазами.
— Она не сразу умерла. Ползла половинкой тела, впиваясь в пол ногтями, изрыгая ругательства, звала своих детей, пока не скусил я ее голову с тела. Тогда пришли ее детеныши и вопили громко, как птицы. Быстрые, злобные твари, зубов у каждого что у акулы. Я сражался с ними, пока всех не удавил, но и они меня достали. — Он дико усмехнулся, покачнулся, едва не упал. Ева удержала его, с неженской силой, и обняла, укачивая, как ребенка.
— Но я пришел к тебе.
— Молодец. Ты молодец. — сказала Ева. — Я вылечу тебя: лунным светом и травами, и заговором крепким. Зубы у тварей ядовитые, мыть твои раны придется в тайной реке, три долгих месяца. Не дошел бы, совсем скоро бы умер.
— Скажи мне, что теперь будет, — попросил, зарываясь лицом в ее длинные волосы, — не испортил ли я все насовсем.
— Василий Иванович завтра же встанет на ноги, — сказала Ева нараспев, — и все у него будет лучше прежнего. В третий раз не женится, поселится в доме, поближе к лесу, станет часто-часто к тебе ходить. А ты останешься со мной, пока деревья вокруг не разменяют пятидесяти сотен лет, пока про нас не забудут, пока не придет время звездам гаснуть, а нам с тобой — умирать. Если дураком снова не будешь и станешь меня слушать.
Матеуш нежно обнял Еву.
— Я буду слушать, хозяйка.
Пламя для королевы
"Die Wahrheit ist ein Chor aus Wind
kein Engel kommt um euch zu rächen
diese Tage eure letzten sind
wie Stäbchen wird es euch zerbrechen"
Истина, как хор ветра