Мы вернулись в форт в молчании. За разведенным костром был поставлен караул и мы сменялись каждые два часа. Тому, кто не убережет огонь была уготована смертная казнь, да мы и сами понимали, что не проживем и нескольких дней без огня.
Холодало. Мы пробовали ходить в лес за едой, но все растения были нам незнакомы. Два человека отравились насмерть, но мы так и не поняли, чем. Харт целыми днями сидел, завернувшись в плащ и приговаривал:
— Придут корабли… всех уничтожу. Лес выжгу. Дождаться бы кораблей.
Кто-то предложил сняться с якоря и поплыть куда-нибудь дальше по течению, поискать место получше, но капитан закричал на него:
— Дурак! Не понимаешь, что это будет значить, что они победили?! Я не позволю им взять верх!
Он велел набрать из костра факелов и поджечь лес. Огонь в костре был такой, что мигом пожирал все, и вода бы, должно быть, горела бы в нем. Мы взяли факелы, пошли к лесу, но едва мы успели поднести огонь к деревьям, все факелы потухли.
В то же мгновение, погас костер в лагере. Высоченное пламя, которое мы исправно кормили поленьями и ветками, погасло в одночасье, будто кто-то свечку задул.
Увидевший это Харт взревел, выхватил мушкет и стал палить, как безумный по опушке, но лес отвечал ему безмолвием.
Тогда, он приказал строить вышку в три человеческих роста. Торопился, сам таскал бревна и подгонял всех: “Скорее, скорее”.
Когда вышка была построена, он приказал стащить туда все оружие и сам залез туда. Он собирался палить по индейцам оттуда, надеясь, что легче будет увидеть их с высоты.
Капитан сидел в своей вышке, ни на миг не сводя глаз с опушки, день, ночь и еще день, не собираясь никуда уходить, ждал. Тогда, на рассвете, рыжий демон появился снова.
Мы все гадали, что произошло с нашим пленником, но почти все были уверены: индейцы оставили его в живых. Так оно и было. За несколько прошедших дней, болезненная худоба почти пропала с его лица и тела. Он был одет, как индеец, а глаза у него и впрямь горели, как у демона, гордо и непримиримо.
Я видел, как на рассвете, он появился на опушке, рядом с ним была эта девушка. Она указала ему на вышку и он пошел к ней, не слыша яростных проклятий, которыми разразился капитан Харт, не замечая летящих в него пуль. Я видел, как он положил ладонь на деревянную подпорку и все его тело вспыхнуло оранжево-красным пламенем, а вместе с ним, вмиг загорелась вышка и сгорела очень быстро: капитан успел крикнуть только раз, страшно, яростно и бессильно.
Королева взяла демона за локоть и они вместе исчезли в лесу.
В тот же день, мы сели в лодки и убрались из этого места. На осталось всего четверо. Много ниже по реке, мы нашли небольшую колонию голландцев, которые приютили нас и выслушали наш рассказ, таким, каким я его здесь и привел.
Серый мундир, красная кровь
"Wilder Wein - vor diesem Dunkel
Wilder Wein - von Licht geheilt
ich warte auf dich - am Ende der Nacht"
Перед этой темнотой, исцеленный светом,
Я жду тебя - в конце Ночи
В войну это случилось. В самом начале жестокой зимы 45 года, где-то в глуши, в названии города было что-то электрически-магнитное и до сих пор, когда она его вспоминала, во рту оставался холодный металлический привкус. Сиротой она была — откуда взялась никто и не помнил, в войну такое бывало, воспитывали ее двое, муж и жена, со своими тремя детишками, двумя мальчиками и девочкой, и взяли эту сиротку — Линку, дочке в подружки. Жили они не богато и не бедно, не были ни счастливы, ни несчастны, как все. К сиротке относились по-божески, но характер ее живой и яркий быстро подчеркнул то, что они с самого начала от нее не скрывали — чужая она, не своя.
“Как все” Лине не нравилось, может по молодости ей так казалось, но висел в том городке ясно ощутимый, зябкий металлический вкус безнадежности.
Никак оттуда было не выбраться молодой девушке пятнадцати лет всего и с ужасом она бывало думала о том, как повзрослеет, волосы станут седыми и морщины исполосуют лицо, желания и мечты уйдут, растворившись в горьком разочаровании, а вокруг будут все те же лица и ничуть не изменившиеся улицы и то же унылое, рутинное, обрыдшее постоянство.
Таких мыслей она боялась ничуть не меньше войны.
А война была вроде бы и близко — ушли молодые мальчики по призыву и из каждого радио и телевизора звучала война и гимны, и имена мертвецов, но настоящей стрельбы здесь никто не слышал. Только бывало грохотали по железной дороге, далеко, через Лес, поезда с солдатами и оружием.
Поговаривали что территорию их округа немцы оккупировали, но видели их здесь редко — не было никакой стратегической пользы в городке, посадили только немецкого начальника в областной центр, да и то где-то далеко. Под немцами жилось так же как и раньше, разве что партизаны в Лесу объявились.