Если она еще из Леса выбраться сможет. Слезы снова побежали по ее лицу и она уткнула голову в колени, содрогаясь от рыданий и холода. Глядишь и не успеет от голода умереть, думала она, нужно только уснуть на морозе, говорят совсем просто такое — уснешь так и больше не проснешься.
Она боялась, что придет какой зверь и пыталась плакать потише. Через какое-то время она почти успокоилась, чувствуя как начинают замерзать ноги. Может, ей все-таки удастся куда-нибудь, дойти, хоть бы до поезда на том конце Леса. Хотелось бежать отсюда, где дохнула ей в лицо смерть, и не возвращаться. Может зашумит и сегодня состав через весь Лес и выведет ее как-то.
Пока она думала эти хоть чуть успокаивающие мысли, за ее спиной что-то захрустело.
Лина тут же будто примерзла к дереву, ни жива ни мертва, все тело пробрал холодный пот. Ей показалось что она здесь так же заметна как если бы села посреди чистого поля.
Позади в чаще замолкло, будто кто-то там, олень или волк, прислушивался или принюхивался к следу. Лина зажмурилась, шепча про себя детское “Я в домике, я в домике”.
Хруст возобновился и теперь сомнений не было никаких — это были шаги и они приближались.
“Я в домике, я в домике” — шептала она, а шаги замолкли прямо перед ней. По мерзлой земле шаги звучали будто бы не от лап, а от человеческих сапог.
Партизане? Или кто из городских все же бросился искать ее, несмотря на неминуемое наказание? Не было у Лины таких друзей, не припоминала она ни в ком такого, но, может, ошиблась, и был рядом с ней преданный друг?
Она открыла глаза, пугаясь и надеясь, и увидела что перед ней и впрямь стоял человек.
Чувствуя как ком застрял в горле, не давая даже крикнуть жалобно, а сердце вот-вот пробьет грудную клетку, она узнала его.
Перед ней стоял, серьезно сведя брови на переносице, белокурый немец, которого она только что убила.
Увидев что она открыла глаза, он улыбнулся — даже ласково. Серая форма на нем была совсем целая — ни дырочки, ни пятнышка.
“Он пришел меня убивать”, — ясно подумала Лина, но с места не сдвинулась, все мускулы от страха словно окаменели, — “Или...”.
— Я умерла? — спросила она его, трудно говорить было, язык едва поворачивался от ужаса, — Ты меня провожать пришел?
Он продолжал молча смотреть на нее, чуть-чуть улыбаясь. Улыбка у него была совсем не жуткая, а теплая и ласковая. Затем он снова нахмурился, заметив как пробрала девочку мерзлая дрожь. Мертвый немец шагнул к ней, быстро расстегивая куртку и, опустившись на одно колено закутал ее всю и сам сел рядом.
Куртка с плеча мертвеца была почему-то теплой и от него самого исходило тепло. Он обнял ее за плечи и Лина так и замерла, чувствуя как по венам потекла горячая, согретая кровь, наполняя ее энергией.
— Как же ты живой-то можешь быть? — спросила она, хоть он и не понимал скорее всего ни слова, зато слушал, все не самой с собой говорить, — Я сама видела, тебя насквозь проткнуло.
Он дышал ей куда-то в волосы, весь обратившись в слух.
— Значит не можешь ты быть живой. Значит — призрак. — закончила она свою мысль, ощутив как побежали по рукам и спине мурашки и тут же вспомнив что ей в городе будет за убийство.
— Нельзя мне возвращаться, — сказала она снова зачем-то вслух, — не знаю что и делать теперь. В город нельзя, а дальше немцы повсюду ходят, и там, и там смерть. Зачем ты пришел, я уже замерзала тут, может уже бы спала, — сказала и сама заплакала от своих слов. Ей совсем не хотелось умирать в самом деле, она была очень молода, она хотела жить и полюбить хотела, а не замерзнуть одной в лесу с мертвецом.
Он слушал-слушал молча, чуть-чуть покачивая ее, а когда она успокоилась, то почувствовала что совсем согрелась, даже ноги, ничем не накрытые, в ботиночках на тонкой подошве потеплели.
Тогда немец встал и протянул ей руку, приглашая. Лицо у него было самое решительное и даже какое-то смешно бойкое — словно они дети и он предлагал ей поохотится на привидение с темном лесу или взять штурмом снежную крепость.
И, хоть тысячи раз в страшных сказках говорили о том, что нельзя за мертвыми идти, она протянула руку в ответ и сжала теплую ласковую ладонь. И он повел ее куда-то, совсем не туда откуда она пришла.
— Куда ты меня ведешь? — спросила она через какое-то время, но он только обернулся, посмотрел на нее ободряюще и ничего не ответил. А потом Лина поняла, каким-то шестым чувством — он выводит ее из Леса.
Тяжелый путь им выдался. Лине казалось что уже много часов они идут и идут преодолевая темные чащи и непролазные заросли. Ветки и колючки исхлестали бы ей лицо, изорвали бы платье в клочья, но мертвый немец вел ее осторожно, словно она была хрустальная, отводил ветки, предупреждал о рытвинах и рвах. И молчал.