Дети стали петь эту песню стишок за стишком у нее под окном, но, когда она выглянула, голоса оборвались и снаружи никого не было, только мелькнули в кустах кончики хвостов.
Элла рисовала свою лису: рыжую, молодую и гибкую, с густой пушистой шерстью и не думала почти ни о чем. Она не обращала больше внимания на крики и песенки за окном, пусть ей казалось, что она слышит знакомые голоса отца, матери, двух сестер: уважаемых замужних дам.
Она думала только о своей лисе и об отчаянных зеленых глазах мальчика, которого звали Федор.
Внешность так обманчива.
Наутро голоса стихли, но Элла не помнила, как закончила рисунок.
Она проснулась на низкой тахте, села. Закружилась голова. Вдруг показалось, что она не помнит, где оказалась. Затем все встало на свои места: дом он и есть дом. Вот тахта, вот стол, заваленный карандашами и бумагой, вот знакомый зеленый умывальник, все свое и родное.
Элли потрогала лоб, проверяя нет ли температуры. Что-то уж очень странное ей снилось. Ну да, вчера ведь была особенная ночь.
Она взглянула на свой портрет на столе, законченный изящный рисунок и погладила гладкую акварельную шерсть. Заправила за ухо выпавшую ярко-рыжую прядь, скорчила рожицу своему отражению в зеркале, подвижному юному личику и гибкой точеной фигурке.
Поставила чайник, услышала, как скрипнул пол и оглянулась через плечо.
Федор смотрел на нее, восхищенно и отчаянно, так, что у нее дух захватило от счастья.
— У тебя получилось. — сказал он.
— Что получилось? — с притворным безразличием спросила она.
— Убедить это место, чтобы остаться... — начал говорить он, но Элли быстро подошла к нему и накрыла его губы пальцами.
— О чем ты? Я всегда была здесь. — сказала она. — И останусь. С тобой, хитрый ты лис. Так всегда было.
Она лукаво улыбнулась ему и он все понял. Обнял ее и прошептал:
— Конечно, так было всегда, Элли.
И через день, и два, она сама уже в этом не сомневалась, забыв все остальное за ненадобностью. Она Элли — лисья дочь. Всегда была ею.
Я это уже видела
"Dort bei den Glocken verbring ich die Nacht
dort zwischen Schnecken ein einsames Tier
tägsuber lauf ich der Nacht hinterher
zum zweiten Mal entkommst du mir
Там возле колоколов провожу я ночь
Среди улиток как одинокий зверь
Я бегу весь день за ночью
Второй раз уходишь от меня!
Он был где-то здесь. Аня чувствовала его взгляд откуда-то из зарослей, он ползал по ее телу холодной, скользкой гусеницей.
Говорили, он любил подолгу рассматривать своих жертв, перед тем как притронуться. Следил за ними, наблюдал.
Ворота с протяжным скрипом закрылись у нее за спиной. Она осталась один на один, с единственным обитателем этого места.
— Удачи вам! — сказал вслед провожающий ее молодой лейтенант, Костик. Он, как мог, подбадривал ее в дороге и теперь смотрел с явной тревогой. Ане даже показалось, что он позовет ее обратно, но нет, не позвал, только пожелал удачи.
Аня криво улыбнулась в ответ, правда то, что она выдавала за улыбку скорее походило на гримасу агонии, она это знала, помахала рукой и поскорее отвернулась.
Говорили, он рвал людей на части голыми руками.
“Возьми себя в руки, Аня. Ты ведь профессионал”.
Она выпрямилась, расправила сведенные судорогой плечи и пошла вперед по дорожке, к дому. Изумрудно-зеленая листва разросшихся вдоль дорожки кустов давала немалую фору тому, кто мог бы в ней прятаться: он мог подойти к Ане на расстояние вытянутой руки, и она бы ничего не заметила.
Ей казалось, что он шел за ней по пятам, наступал на ее следы. Неприятное ощущение.
Аня дошла до каменного крыльца и оглянулась. Тропинка была пуста.
Старый купеческий особняк строился во времена, когда кондиционеров не было еще и в планах, а представления о комфорте не предполагали обливаться потом в каждой комнате. Поэтому, в задачу архитектора входило так спланировать дом, чтобы в нем можно было отдохнуть от жары. Аня знала это, но все равно, холод пахнувший ей в лицо, когда она зашла, показался ей ненормальным.
В прихожей, от последней семьи остались вещи. Куртки на крючках, детский грузовичок у стенки. Кузов был покрыт серой пленкой пыли.
Аня огляделась по сторонам и нерешительно двинулась дальше. Дверные проемы на первом этаже были широкими и ни одна дверь не была закрыта. К ней теперь невозможно было подобраться незамеченным, но чувство следящего за ней взгляда только усиливалось.