“Как же так... Как же так получилось”.
Статуи богини возвышались над ним, давили тяжелыми взглядами и Заир съежился на столе, с которого не до конца еще смыли остатки жертвенной крови ягнят и петухов. Он знал этот алтарь, знал для чего он, тысячу раз смотрел, как перерезали здесь глотки жертвенным зверям, а затем сжигали их кровь и плоть во славу богини.
Он задрожал: заговорил главный жрец. Он говорил о пришедшей саранче, о море, поразившем скот. О нечистом создании ставшем этому виной. Он говорил про него, Заира.
О том, что остановить мор можно, только убив источник нечистот, все это Заир слышал как сквозь вату, сознание мутилось от боли и ужаса. Жрец повернулся к нему с кинжалом в руках.
— Нет, пожалуйста, — сказал он, пытаясь отползти, — не надо, прошу…
Одной рукой жрец схватил его волосы, запрокидывая голову и острие кинжала прижал к обнаженному горлу. Юношу трясло, он искал хоть каплю милосердия в глазах жреца, в криках людей.
Но люди желали ему только смерти.
Кинжал вошел в его горло, в ушах раздался треск, как будто рвалась старая ткань. Заир попытался сделать вдох и вдохнул собственную кровь, льющуюся из рассеченной глотки, он захлебывался ею, почти не чувствуя боли, сознание затопило ярким светом, скрывшим все, затем пришла тьма.
Когда дело было сделано, жрец обернулся к людям, высоко подняв руки, в одной из которых был зажат окровавленный нож и они приветствовали его криками, полными ярости, жаждой крови, они кричали и кричали, пока…
Жрец услышал у себя за спиной кашель и, обернувшись, не поверил своим глазам.
Послушники, разводившие костер под телом жертвы, отпрянули в ужасе, когда юноша затрясся, заходясь в свистящем кашле, а затем неестественно выпрямился, садясь на столе, словно кто-то потянул за нитку у него в груди.
Воздух со свистом врывался в его легкие и жрец увидел, как по левой стороне лица юноши побежали черные языки пламени, обводя черным пятном глаз, потемневший до цвета обсидиана, без единого отблеска.
Заир повернул к нему голову и жрец узнал глаза своей богини, смотрящие на него через тело жертвы.
Он упал на колени и за ним упали все до единого человека в зале.
Рана на горле юноши быстро затянулась, оставив белый шрам. Заир легко встал на ногу, словно она никогда и не ломалась.
— Ты ошибся, — голос, забирающийся в самые глубокие мысли, голос, который невозможно было не услышать, звенящий от ярости и гнева, прозвучал в голове каждого.
— Что нам делать, о Великая? — спросил жрец, не смея снова заглянуть в черные провалы ее глаз, которые не обещали ничего хорошего.
— Жизнь моего жениха неприкосновенна, — прозвучал голос снова. Испещренная черными линиями и кольцами рука поднялась и рассеянно погладила щеку и подбородок. — Я недовольна.
— Молю, скажи, что нам делать? Чем мы разозлили тебя?
— Я недовольна, — повторила богиня и стены храма задрожали. — Вы нарушаете правила. Вы ничего не сможете сделать, пока не изменитесь.
Дрожь камней прошла и воцарилось молчание. Жрец поднял голову и увидел, что Заир исчез. Увидели это и все присутствующие. Одни предпочли думать, что богиня забрала его, но жрец чувствовал, что не все так просто. Глядя на место, на котором богиня говорила с ним, он думал, что их беды только начались.
***
Сквозь сгустившуюся темноту прорезался ослепительный луч света, этот свет был жестким и острым, лучи просвечивали его насквозь. Заир никак не смог бы описать это жуткое чувство, когда свет озаряет каждую частицу твоего тела и души, будто подвергая экзамену, и все существо горит и горит огнем, потому что невозможно скрыть даже крохотной грязи от божественного ока. Так случалось всякий раз, после, когда он умирал.
Он открыл глаза и увидел над собой серое небо и, далеко наверху, крыши зданий, окруживших его, словно свидетели его падения.
Юноша закашлялся, судорожно и тяжело, задыхаясь так, что на глазах выступили слезы. Его выворачивало наизнанку, пока он не выплюнул длинный слизисто-красный кусок застывшей крови. Заир со свистом втянул воздух и коснулся горла, боясь наткнуться пальцами на зияющую рану, но отыскал лишь тонкую полоску ровного шрама.
Наслаждаясь каждым вдохом, Заир прислонился спиной к стене и огляделся по сторонам, не понимая, как его занесло в Нижний город, о чем явственно свидетельствовали высокие дома и серое вещество, которым были покрыты улицы.