Прикрыв глаза, он заметил девочку, только когда она положила ему что-то в руки. Удивленный, он открыл глаза и увидел надкусанную половинку сладкой булочки с корицей, которые пекли в булочной неподалеку.
— Спасибо. — искренне сказал он. — Ты спасаешь мне жизнь.
Девочка смущенно и радостно ему улыбнулась. Он протянул руку, погладил ее по голове и краем глаза увидел вдруг сердитую женщину, которая сначала сделала шаг в сторону ребенка, а потом разглядела его лицо и остановилась в потрясении и отвращении, ведь о его лице ходили легенды одна хуже другой, и каждый знал, что только один человек в стране носил рыжие волосы и черный огонь на лице.
— Иди, детка, — сказал он, подталкивая ее назад к родительнице, — Беги.
Замеченный, он поднялся с места, чтобы скрыться в городских переулках, и услышал сначала громкую ругань, а потом, когда свернул за поворот, хлесткий звук пощечины.
Он остановился, сжимая и разжимая кулаки, чувствуя, как остывает спрятанная за пазухой теплая булочка, но зная, что помочь он ничем не может, а вот хуже сделать — раз плюнуть.
На следующий день он пренебрег осторожностью и вернулся на то место. Просидел весь день и увидел девочку снова: она спешила домой коротким путем из лавки и заметила его, но быстро отвела взгляд. На щеке у нее лиловел синяк.
Заир проводил ее грустным взглядом, желая ей сохранить ту доброту в ее сердце. Сохранить ее, а не боль и несправедливость наказания.
Мать девочки рассказала соседям о нем, и его ждали: несколько мужчин и парней из соседних домов, они сорвали с него капюшон, чтобы увидеть его волосы и черный огонь на его коже, они швыряли его по кругу, награждая ударами и обвинениями:
Удар — за погибший урожай.
Удар — за голод.
Удар — за эпидемии.
Тысяча ударов — за наступивший кризис. За потерю работы. За бедность. За смерти.
В конце концов, он упал на землю, и его пинали ногами, били палками, пока он не умер, с проломленными ребрами, в кашу разбитыми внутренностями, выбитым глазом.
***
Он очнулся за чертой города, недалеко от городской свалки, легкий ветер доставил ему аромат нечистот и мусорных куч. Кровь покрывала его лицо и тело толстой коркой и он едва смог разлепить глаза.
Прихрамывая, он отыскал ручей и умылся, привел в относительный порядок тело. Выбитый глаз вернулся на место слепым, ребра болели при каждом вдохе. На изорванных губах, появились глубокие шрамы, словно кто-то пытался зашить его рот.
Внутренности в животе стали лежать как-то неправильно, судя по болям, которые он стал испытывать временами после еды.
Черный огонь теперь покрывал все его тело, до кончиков пальцев, метка для проклятого: так он для себя решил и больше не возвращался в город, оставшись жить в горах.
Шли дни. Он не мог бы точно сказать сколько времени ушло у него на попытки самоубийства: прыгать со скал было опасно, поскольку он подозревал, что снова оживет, но теперь уже калекой.
Поедание ядовитых грибов приводило к неделе болей в желудке.
Он пробовал морить себя голодом, сидя на скале, с видом не на город, но на долины и реки и холодные озера, но вместо смерти нашел что-то еще.
Раньше, он себя обожал, никого на всем свете у него кроме себя не было. Потом, когда люди стали его ненавидеть, он сначала испугался, а потом стал ненавидеть себя, с той же горячностью, с какой раньше любил. Он начал думать, что миру стало бы лучше без него. Если бы не он, ничего не случилось, если бы не он, ту девочку не наказали бы. Всем было бы лучше, если бы он просто исчез, но, сидя на вершине горы, он наконец понял, что и это не так.
Он понял, что вообще не имел такого значения, которое себе придавал. Не было разницы жив он или мертв, для неба, для рек, для земли. Солнце вставало там же, деревья цвели тем же способом и в то же время года.
Его народ, возможно, заслужил такого как он, и его личной вины в этом было столько же, сколько вины в цветке, не раскрывшегося пасмурным утром.
Тогда, тот мальчик, которым я был, исчез и появился я, первым делом оставив мысли о самоубийстве.
Я стал просто жить, не выискивая высокого смысла в происходящем, делать что должно и будь что будет. Привыкал к земле на которой жил, открывал ее по новому и полюбил холодный камень на котором спал, скалистые опасные горы и горячие источники на их вершинах, горькие, но целебные корни и сладкие фрукты в высокогорных рощах.