Раз в несколько дней, я ходил на свалку, поглядеть на панораму города и узнать новости из выброшенных газет.
Годы шли быстро, но мое лицо нисколько не постарело с того дня, как по нему впервые побежал черный огонь, а минула меж тем почти сотня лет.
Я узнал, что женихи, новые сыны звезд, которых так тщательно отбирали жрецы, стали погибать от болезней и несчастливых случайностей, не доживая до возраста свадьбы. А вскоре, они совсем перестали рождаться.
Земля продолжала рожать, но урожаи оставались скудными, голод не проходил, как и безработица и насилие среди горожан.
Однажды я встретил на свалке девушку. Она еще дышала, когда я ее нашел, едва не споткнувшись о ее тело.
Он была вся в крови, страшно избита и глядела на меня широко раскрытыми глазами, испуганными, но не мной, а приближением смерти. Я дал ей попить и держал ее голову, гладил по волосам, пока она, очень скоро, не ушла, вздрогнув в последний раз.
Мне не нужно было искать причину насилия по отношению к ней: ее волосы едва-едва, отдавали рыжиной. Среди темноголовых жителей этой страны, одно это теперь считалось преступлением.
Я осторожно положил ее голову на землю и долго смотрел на город впереди, город наполненный злобой и страхом. Город, который, уже был таким, когда я родился, пусть я ничего об этом и не знал, который заслужил меня.
Остаток дня я посвятил рытью хорошей могилы в горах, там, где ее никто бы не потревожил.
Спустя несколько дней, я встретил женщину. Само по себе это было удивительным событием: за исключением израненной девушки, я никогда не встречал так далеко за городом людей, и, увидев вдалеке, посреди каменной равнины фигуру, я почувствовал любопытство и легкий страх: она сидела настолько неподвижно, что могла оказаться и трупом, высохшим в странной позе.
Я невольно прибавил шаг и увидел, что она не мертва, если только мертвецы не могут дышать. Фигура, несомненно женская, была завернута в бесформенный балахон, прикрывавший всю ее голову. Возможно она надела его, чтобы защитится от сухого пыльного ветра, а возможно, как и я, чтобы скрыть лицо. Я предчувствовал, что верен второй вариант.
Она сидела, скрестив ноги, перед большим камнем, у ног ее был пустой мех для воды и ее поза показалась мне изможденной. Когда я подошел, она не сдвинулась с места.
— Вам нужна помощь? — спросил я уважительно, поскольку не имел никакого понятия о возрасте и достоинствах встреченной. Дни, когда я к любому мог обратится на “эй ты”, прошли и я научился ценить вежливость… и человеческое общество. Хоть какое.
Она не шевельнулась, но я почувствовал на себе ее внимание. Я по-прежнему не имел никакого понятия о ее внешности.
— А ты уверен, что сможешь мне помочь?
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил я и попытался вспомнить, как улыбаться так, чтобы выглядеть обаятельно. Я был изрядно изуродован, но все еще оставался красивым: этого у меня не смог отнять ни голод, ни шрамы, словно кому-то было угодно, чтобы я был красив несмотря ни на что, и я надеялся понравиться этой женщине, чтобы он не уходила. Сложно годами просиживать в горах одному, начинаешь мечтать хоть о какой беседе с разумным существом, каким угодно. Я был так рад ее обществу, что едва ли отдавал себе отчет, что выгляжу неуместно счастливым придурком.
— Может, ты не захочешь мне помогать, — сказала она и голос ее прозвучал теперь насмешливо. Она наклонила голову. — Что за выгода или радость мне помогать? Я не родственник тебе, и не жена, и не дочь. Так с чего это ты появляешься здесь и учтиво спрашиваешь нужна ли мне помощь?
Я растерялся, поскольку понять мою собеседницу стало трудно. То ли мои мозги заржавели от долгого отсутствия разговора, то ли она и впрямь изъяснялась очень мутно, будто экзамен мне устраивала. Странность этого разговора между двумя отшельниками посреди пустыни, так и бросалась в глаза, но все же я попытался отыскать достойный ответ.
— Я хочу быть тебе полезным. Пожалуй, в благодарность, что ты есть. — я развел руками, — Ничего не могу с собой поделать. Разумное существо в этих горах кажется мне драгоценным и меня неумолимо тянет ему нравиться.
Я скорее почувствовал, чем увидел ее усмешку.
— Сдвинь этот камень, — сказала она, продолжая улыбаться, я слышал по ее голосу. Взглянув на глыбу, на которую она указывала я подумал, что она должно быть, смеется надо мной. Но и на это мне было наплевать. Не так уж много неотложных дел в пустыне, а нахождение рядом с живым человеком подействовало на меня странно, словно бы я проснулся. Будто по-новому я смотрел на мир и видел, что солнце светит ярко, и его отблески в мельчайших гранях каменной крошки под ногами прекрасны и ветер, со стороны кустистых рощ на краю равнины, дует восхитительно свежий, и мне хочется действовать, делать что-то, пусть моя спутница странна и говорит загадками.