За окном были сумерки, на улице сапожников пели и бренчали на каком-то инструменте, потом пение стихло, а из маленькой мастерской через дорогу стал громче слышен стук молотка — тот сапожник всегда работал допоздна, не закрывая ставен. Откуда-то издалека донесся вопль и шум уличной драки. Потом взошла Луна, и ее луч, проникнув через разбитые ставни, был ярче и серебристее тусклого пламени светильника.
Когда им показалось, что они произнесли все, что могли, они так и не поняли, что думает отец Иоанн, возмущен ли он несправедливостью, проникся ли христианским состраданием. Они посмотрели друг на друга. Халла посмотрела на мышонка, который тихонько вылез из норки и сидел, почесывая коготками за ухом. Отец Иоанн встал, спугнув мышонка тихим шуршанием рясы, спустился по лестнице и быстро пошел прочь по теневой стороне улицы, где его трудно было заметить.
— Что ты обо всем этом думаешь, Родин? — сказал Киот, пропуская бороду через пальцы.
— Понятия не имею, что и думать! — сказал Родин. — Здесь через улицу ничего не увидишь, а как заглянуть в сердце?
— Среди христиан должно быть по-другому, — сказал Киот, — а тут все наоборот. Будто мы идем тайными тропами по болоту; оступишься — утонешь в трясине. Мы погибнем, наши семьи погибнут.
— Но нам нельзя больше ждать! — сказал Таркан-Дар. — Деньги на исходе. Время тоже. А там дома — там…
Родин положил руку ему на плечо.
— Может быть, нам еще придется пойти на риск, — сказал он. — Никто не хочет задерживаться. И у меня есть жена и четверо детей, не забывай об этом, Таркан.
— Их не посмеют тронуть — из-за тебя, — сказал Таркан-Дар. — А Милую Пташку — ее отец человек маленький…
Родин сказал:
— Я понимаю так. Знает об этом Император или нет — Господь да поможет мне, но я понял: Правителю покровительствует высокий сановник, о котором говорил отец Иоанн и которого прозвали Железный Заслон. Похоже, что часть того, что Правитель несправедливо отнимает у нас, плывет в руки Железного Заслона. А Железный Заслон скупает земли и покупает людей.
— И покупает благоволение Порфирородного, — с грустью произнес Киот.
— Об этом нам и надо подумать. Теперь мы знаем. Тот священник, кому мы первому открылись, ничего не сделает против Железного Заслона. Наше счастье, что бумага не попала ему в руки, а от него — к Правителю.
— Не счастье, а милость Божья, — сказал Киот. — Не должны невинные только страдать.
— Ты прав, — сказал Родин. — Но писец, который все писал, знал, что есть и такие, которым Железный Заслон ненавистен. Один из них — Алексис Аргирий. Отец Иоанн — его человек. Писец сказал отцу Иоанну, что у него кое-что найдется за приличную плату, а у отца Иоанна, по счастливой случайности, нашлись деньги, и он заплатил за бумагу.
— Не по случайности, — снова вставил Киот, но на этот раз Родин будто его не услышал и продолжал:
— Отец Иоанн решил нам помочь только потому, что мы можем стать орудием в свержении Железного Заслона. Он нас не возлюбил. О справедливости он не думает. Вот его правда! — Родин уже почти кричал.
— Я думаю так же, — сказал Таркан-Дар.
— Может быть, вы не совсем правы? — сказал Киот. Но двое других считали, что он ошибается, хотя и любили его.
— Так что вопрос в том, какое место они отведут нам в своих планах, — сказал Родин. — Нам придется стать их орудием, если мы хотим, чтобы Правителя убрали.
— Надо было дать отцу Иоанну денег! — вдруг сказал Таркан-Дар.
Остальные, казалось, возмутились.
— Но он же служитель Божий! — воскликнул Киот.
— Я не уверен. Не уверен в том, что то, что они называют Богом, и есть Бог.
— Но его посвятили в сан.
— Посвятили такие же, как он сам!
— Но это идет еще от святого Петра! Поток благодати чист, его нельзя испортить, так говорил мой дед! — лицо Киота выразило волнение и беспокойство.
Таркан-Дар отвечал:
— Я начинаю думать, что это все не так. Если молоко в кувшине стоит слишком долго, оно портится, как бы ни хороша была корова, давшая его. Значит, нам остается лишь понять, как он хочет нас использовать, и попытаться использовать его. Если здесь никому дела нет до справедливости, значит, нам придется…
— Я не думаю, что здесь всем дела нет до справедливости. Но справедливость должна выглядеть благопристойно. С их стороны. Мне кажется, мы можем попасть к Порфирородному только через Аргирия. Другого средства нет.
И сказал Таркан-Дар:
— Если дать отцу Иоанну денег как благодарственное пожертвование для бедных, Бог нас рассудит. Если он в самом деле священнослужитель, как мы понимаем, то деньги пойдут на бедных, а он сердцем обратится к нам. А если нет, то деньги он возьмет себе, но мы купим его расположение.