Родин опять повернулся к Халле:
— Это его младший брат. Он думает, что Хиллит спасся. Он не должен узнать об этом.
Халла наклонила голову.
В Маробе оставались приспешники бывшего Правителя, которые клялись, что он еще вернется. Поэтому Родину и Киоту лучше на время скрыться и не показываться, пока не приедет новый Правитель и не начнутся празднования избавления от бед и благодарственные молебны. Пока пусть Бог удовлетворится молчаливой благодарностью сердец. Киот при этом погрустнел и нахмурился, но тут вошел еще один человек, одетый, как священник, но попроще, со светлым и добрым лицом. Он перекрестил Родина и Киота, и они обнялись и расцеловались, и тут вдруг Халла почувствовала, что вот, для них путь кончился, они вернулись в то, что им больше всего нужно, как дельфины в воду.
Люди стали расходиться, свет в окне пожелтел, и Халла поняла, что и ей пора уходить. Она быстро простилась с ними, и двое прикоснулись руками к ее рукам, лицу и плащу, и она пошла на причал и поднялась на борт. Капитан уже готовил корабль к отплытию, потому что задул хороший ветер, который быстро вынесет его в открытое море.
Когда они отплыли от Мароба, Халла подошла к Таркан-Дару, и тихо сняла с него парус. Он посмотрел на нее, увидел пыль на ее сандалиях и стал смотреть на эту пыль.
— Я ее смою, — сказала она.
Он чуть заметно кивнул, закрыл уши руками и сидел так, пока земля не осталась позади и ее не стало ни видно, ни слышно.
Глава третья
ОГОНЬ
Они поплыли дальше на север, где было холоднее, и доплыли до плоских песчаных берегов широкой дельты большой реки, впадающей в море. Здесь была Ольвия.
Странно, но удаляясь от родины, Таркан-Дар оживал. Он даже начал петь. «Как лесные птицы в первые дни весны, — думала Халла. — Солнце прогревает им замерзшие перья, и они поют, сначала понемногу, потом целыми днями». Он шел по главной улице Ольвии и напевал, обняв одной рукой Халлу, надеясь встретить путешественников, которые направлялись вверх по реке, на восток, а потом на север в Хольмгард или Новгород, или как там его еще называют. Все переговоры он теперь вел сам, не разрешая ей помогать. В Ольвии и Маробе говорили похоже, и всегда находились люди, понимавшие по-гречески. Теперь, когда греческий язык был ему, вроде, не нужен, Таркан-Дар старался почти все время говорить на нем.
Они вышли по набережной к причалам. Уголком глаза Халла заметила крыс, суетливо мелькавших между мешками с зерном. Она шагнула к ним и расспросила про корабли. Кто мог знать лучше?
Да, сейчас в порту под погрузкой стоял речной корабль, тридцать крысиных перебегов отсюда. Она сказала о корабле Таркан-Дару.
— Халла-Следопыт! — воскликнул он и вдруг притянул ее к себе двумя руками и поцеловал.
Она недовольно высвободилась, смутившись, но не почувствовала неприязни к нему. Таркан-Дар ей нравился, и она хотела, чтобы у него все было хорошо. Больше он ее не целовал и не обнимал, только взял за руку и по дороге иногда принимался эту руку раскачивать.
Они нашли большой плоскодонный речной корабль, и он сам обо всем выгодно договорился, не забыв про место для Халлы. Вскоре корабль загрузили, оттолкнули шестами от причала и медленно вывели на середину реки. Хитрые крысиные глазки наблюдали за отплытием с берега.
Они плыли вверх по реке, ловя попутный ветер тяжелыми квадратными парусами, но основную работу выполняли рабы, гребя против течения с восхода до заката. Халла жалела рабов и пробовала разговаривать с ними, произнося слова, которые они с трудом узнавали и вспоминали, но Таркан-Дар спокойно смотрел на измученных и избитых. Жалость в нем словно умерла.
Они доплыли до Киева, который она еще помнила. Там два князя воевали между собой. Какой-то человек пришел на корабль и долго говорил с капитаном, а потом стал просить Таркан-Дара пойти в войско своего князя за хорошую плату. При этом было налито и выпито много вина. Таркан-Дар говорил таким голосом, какого Халла от него ни разу не слышала. Наконец, он выкрикнул ее имя, она подошла, и он спросил ее, должен ли он вступить в войско Киевского князя и драться с его врагами?
— За что драться? — спросила Халла.
Человек нетерпеливо сказал, что драться надо с бунтовщиками, которых необходимо разгромить, пока они не стали сильными.
— А ваш князь — справедливый правитель? — опять спросила Халла.
Человек снова открыл рот, но Таркан-Дар вдруг изменился в лице и заговорил обычным голосом.
— Я забыл, — сказал он. — Я христианин.
— Но наш князь тоже христианин, — сказал человек. — Он построил величайший храм, чудо света.