Все суета
Екклезиаст, сын царя и царь, сказал: суета сует, все суета. И еще сказал он: все — суета и томление духа. Он говорил и многое другое, в частности — и такое: Кто умножает познание, умножает скорбь; Умный умирает наравне с глупым; Все произошло из праха и возвратится в прах. Это все тот же Екклезиаст сказал, что нет ничего нового под солнцем: что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться. Мало кто теперь соглашается с этим. Стоит заикнуться, что, мол, еще Екклезиаст сказал то-то и то-то, как тебе в ответ посыплются контраргументы. А самолеты?! А космические полеты?! А атомная энергия?! А медицина?! А…?! А…?! А…?! И если вы не согласитесь со своим оппонентом, он перечислит вам все достижения цивилизации за последние две тысячи лет, напомнит вам об эволюции и развитии, о качественных скачках и прочей премудрости, вбитой и вбиваемой в его голову с младенческих лет. Слушаете вы его, киваете в знак согласия головой: мол, да-да, конечно. А про себя думаете: суета все это, суета сует, всяческая суета и сплошное томление духа. Да разве не об этом говорил сын царя и царь Екклезиаст?! Взгляни вокруг себя! Вот ученый. Он пятьдесят лет жизни угробил на то, чтобы сделать полезный вклад в науку. Во всем отказывал себе. Ночей не спал. Страдал. А кто знает о его вкладе в науку? Десяток таких же, как он, чудаков; сотня проходимцев от науки, разворовавших его вклад и приложивших огромные усилия к тому, чтобы о нем никто не узнал. А вот — певец. Голосок слабый. Да и слух не очень-то. Затянут в джинсы так, что половые органы вот-вот разорвут их. Хрипит в микрофон чудовищную ерунду. Кривляется всеми членами. А миллионы людей неистовствуют, слыша и видя это. И имя его у всех на устах. Вот спортсмен, на долю секунды быстрее всех пробежавший какую-то дистанцию, на сантиметр выше всех прыгнувший в высоту или на пол-оборота больше других перевернувшийся вокруг себя. Его портрет во всех газетах и журналах. Сильные мира сего почитают за честь встретиться с ним. И вот борец за лучшую жизнь для людей в своей стране, проведший долгие годы в тюрьмах, передумавший все важнейшие проблемы современности и потерявший все. Он скитается в поисках грошовой работы. Выше бесед с низшими чинами служб безопасности он никогда не поднимется. Вот знаменитая на весь мир актриса, которая не знает, как ей истратить миллионы, и вот другая — безвестная, унижающаяся перед самыми ничтожными проходимцами, чтобы заработать копейки. А взгляните на них! Вторая красивее и талантливее первой. Но первая опередила ее на пути в кровать режиссера. Послушайте этого знаменитого политика! Даже в нашем мире, сплошь набитом дураками, трудно найти дурака, который превзошел бы его по дурости. А между тем нет газеты в мире, которая выходила бы без его портрета, его речи, упоминания о нем. И послушайте вот этого, никому не известного человека. Какие глубокие суждения! Какой точный анализ ситуации! Какие верные предсказания! Но укажите мне одного политического деятеля в мире, который хотя бы выслушал его совет, а не то что последовал бы ему! Нет памяти о прежнем, говорит Екклезиаст, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после. А Данте! А Шекспир! Помним же мы о них! «Конечно», — соглашаюсь я. А про себя думаю: кто помнит, как помнит и зачем помнит? Не для них помнят, а для себя. И не помнят вовсе, а прикрываются памятью и эксплуатируют ее. Какое дело вот этому Иванову до Шекспира?! Он не понимает Шекспира, он не любит его, ему скучно от Шекспира, он говорит о нем чушь. Но ему важно приобщить себя к Шекспиру, дабы все видели, что он — не просто Иванов, а Иванов, посягнувший на Шекспира, причастный к Шекспиру и даже кое в чем превзошедший его. Нет памяти о прежнем — прав этот сын царя и царь Екклезиаст. Есть лишь суета сует и томление духа.
А как же быть, если тебе не удалось не родиться и ты познал, что все есть суета? И даже в этом, т. е. в постановке самой проблемы, прав Екклезиаст: Нет ничего нового под солнцем. И в решении этой проблемы я в общем и целом следую ему: не принимать участия в житейской суете, остаться в стороне и никому не мешать. Но я не сын царя и не царь. Я — человек конца двадцатого века, живущий в современном сложном и лихорадочном обществе. И не так-то просто тут остаться в стороне.
И СУЕТА СУЕТ