Дождь и снег. И не видно просвета.
Убежать бы, как деды, бывало, в Москву,
Чтоб погреться лучами прошедшего лета.
Однажды пригласили меня в одну компанию рассказать о моей системе жизни. Среди собравшихся был серый (таким было мое восприятие его) человек. Слушал он меня очень внимательно. После моей лекции он спросил разрешения проводить меня.
- Ты, парень, - сказал он, - цены себе не знаешь. Да с такими способностями, как у тебя, деньги лопатой загребать можно. Только не в этой провинциальной дыре. Тут дураков не так много осталось. Надо в столицу подаваться. А там!..
Я сказал, что мне о столице и думать нечего, что я каждую минуту могу быть изгнан и из этой "провинциальной дыры" куда-нибудь в еще большую глушь, что у меня нет прописки, да и паспорта нет.
- Вот и хорошо, - сказал он. - Паспорт твой мы выкупим, прописку организуем, это пустяки. И командировку в столицу устроим. С научными целями. Не придерешься. В столице устроим временную прописку. Если не в самой столице, так около нее. Это, конечно, недешево и непросто. Но нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять. Ты пока погуляй тут. А я наведу справки, прощупаю почву. И потом дам тебе знать. Будь готов в любую минуту.
Предложение Серого привело меня в смятение. Христос ведь тоже появился в провинции. Лишь в конце своего пути он подался в столицу - в Иерусалим. Он знал, чем это для него кончится. Но не уклонился от своей судьбы. Неужели и мне суждено то же?! А если то же, уклонюсь ли я от этого пути? Не насилуй судьбу - таково мое правило. Но у меня есть и другое: не уклоняйся от своей судьбы! Ясно, если Серый появится и его предложение окажется реальным, я поеду в Москву. Только там мое учение может пробиться к свету. А здесь, в нашем провинциальном болоте, оно обречено на прозябание, насмешки и забвение. Здесь я начинаю тупеть.
Хотел бы я знать, что думал и переживал Христос, принимая решение двигаться в Иерусалим. Впрочем, ему было проще. Он уже имел за собою долгую историческую традицию. Он следовал пророчествам Старого завета, сознательно направляя свою жизнь по этому руслу: ему нужно было, чтобы эти пророчества сбылись. А я? Ничего аналогичного Старому завету у меня за спиною нет. Никаких пророчеств, на которые я мог бы опереться психологически. Никаких прецедентов, никаких образцов для подражания. Я сам должен все изобретать заново.
Хотя о чем ты говоришь?! А разве Христос не есть для тебя образец для подражания?! Разве твоя судьба не есть повторение его судьбы?! И разве ты не знаешь заранее, чем кончится для тебя Москва?! При встрече я рассказал Серому о моих сомнениях. Он рассмеялся. - Не берусь судить насчет пророчеств, ибо я книжек вообще не читаю, - сказал он. - Но что касается образцов для подражания и предшественников, то тут ты глубоко заблуждаешься. Если бы ты узнал, сколько всякого рода жуликов ежедневно вливается в Москву (в том числе учителей праведности вроде тебя), ты бы немедленно отрекся от всех своих притязаний. К счастью, ты наивен и невинен, как младенец. Приедем в Москву, я тебя повожу по судам. Ты увидишь, что каждую неделю там судят по крайней мере одного исцелителя, чудотворца, наставника.
- Если так, - сказал я, - зачем же нам лезть на рожон? - Я же говорю, что ты наивен, - сказал Серый. - Все зависит от организации дела. Если дело хорошо организовать, вероятность провала сводится почти к нулю. Эти провалившиеся чудотворцы - дилетанты, не знающие законов бизнеса в советских условиях. Всякое дело надо делать на профессиональном уровне, и тогда все будет о'кей. Понял?
Я ничего не понял. Но спорить не стал. Хотя Бог - явление провинциальное, но лишь в столице он может быть отвергнут и наказан, то есть признан. Я согласился.
Мысль о переезде лишила меня сна и покоя. Я метался по городу в ужace от того, что мне... не с чем и ни с кем прощаться! Все знакомое. И все чужое!! Пока я тут, я нужен многим. Но если меня не будет, я не буду нужен никому. Бог должен быть тут, чтобы быть нужным. И если в нем не нуждаются, значит, его здесь нет.
Устав от проблем небесных, я переключился на проблемы земные. Я только теперь заметил, как здорово изменился наш город за последнее время. Сколько автобусов! Сколько машин! Какие дома выросли! И люди одеваются!.. Раньше так только по праздникам одевались. Все-таки цивилизация есть благо!
ПРОЩАНИЕ С НАЗАРЕТОМ
Лишь только открываю рот,
Как уж предвижу наперед
Я ваше возраженье.
А мне на это наплевать,
Ведь все равно околевать,
Будь или нет решенье.
Я тут ничем не дорожу.
От вас совсем я ухожу.
Прощай же, Галилея!
Я вам серьезно говорю:
Пусть в одночасье там сгорю,
Чем здесь истлею.
Эй, барабаны! Громче дробь!
Пусть всех тут хватит оторопь!
Гремите, трубы!
Я чуть прищурю лишь глаза,
Чтоб не видна была слеза,
Да стисну зубы.
Мне ваши улицы узки.
Мои горячие мозги
Кипят идеей.
Я ваши рамки перерос.
И разрешу я свой вопрос
Лишь только в Иудее.
Пускай на верную беду
Я ни за что про что иду.
Пусть против тело.
Мне ваши болести лечить,
Мне вас банальностям учить
Осточертело.
Я про себя "Благодарю!"
Шепчу небесному Царю,
Егове, Саваофу.
Благодарю, что он мой путь
Направил не куда-нибудь,
А прямо на Голгофу.
Прости-прощай, моя мечта,
Тебе, я знаю, не чета
Случайная помеха.
Скажи последнее "Прости!"
Тому, кто избран крест нести,
Хоть ради смеха.
Тебе я предан до конца.
Пусть без златого ты венца.
Пусть даже не княгиня,
Пусть я не дон, а просто шут,
Пока иду, пока дышу,
Будь мне Богиня!
Хоть я отпетый шарлатан,
Но не такой уж я чурбан,
Сам знаю - Бога нету.
Приемлют только питухи
Мои шутливые стихи
За чистую монету.
Не верят даже старики,
Что я природе вопреки,
Как некогда Иисусе,
Земному подведя итог,
В небесный свой златой чертог
Из праха вознесуся.
Нет за душою ни шиша.
Глядите, вот моя душа,
В ней нет просвета.
В ней нет замка. В ней нет ключа.
В нее заходят, не стуча,
Уходят без привета.
Итак, я затыкаю рот.
Теперь у вас, наоборот,
Не будет возраженья.
К чему излишние слова?
От них лишь пухнет голова.
Даешь сраженья!
ВЪЕЗД В ИЕРУСАЛИМ
Въехал в столицу я не на осле, как Христос, а на скором поезде. Впрочем, историческая аналогия до некоторой степени была выдержана. Осел в этом событии все же присутствовал: это был я сам. Покинуть привычные места и расстаться с привычным образом жизни! А ради чего? Ради одной лишь исторической аналогии? Мне было очень тоскливо, когда мы с Серым брели по переполненным людьми улицам Москвы, толкались в метро, ждали очереди в кафе. В моем родном городе я был примелькавшейся фигурой. Меня многие знали лично. Мой библейский вид был там все-таки большой редкостью. Мои конкуренты были либо лысы, либо низкорослы, либо имели жиденькие бороденки и гнилые зубы. То, что они жулики и шарлатаны, было видно за версту. И все они были малограмотны, косноязычны, алчны, злы и завистливы. Когда я совершал свое очередное турне по своим владениям, я привлекал к себе всеобщее внимание. Хотя меня одни принимали за собравшегося эмигрировать еврея, другие - за цыгана, третьи - за загримированного известного актера, но никто за того, кто я был на самом деле, то есть за Бога, - все равно это было внимание. А в Москве таких красавцев оказалось пруд пруди. Даже уборщицы в забегаловках к ним привыкли и не бросают вслед презрительное и шипящее: "Шляются тут всякие!" Правда, я был вполне на столичном уровне, а может быть, и превосходил столичных конкурентов, но не настолько, чтобы выглядеть выдающейся исключительностью. Я сник, скис, завял и поблек... Серый поселил меня не в самой Москве, а в ста километрах от нее, в маленьком поселке.
- Это даже лучше, - сказал он, - Дешевле и проще. На работу будешь ездить в Москву. Так многие тут делают. Причем каждый день ездят. А ты будешь ездить лишь пару раз в неделю, как профессор. Поселил он меня в малюсенькой комнатушке в домике одинокой вдовы средних лет.