ЛУКАШ ОРБИТОВСКИЙ
ИДИ СО МНОЙ
Łukasz Orbitowski – Chodź ze mną
Wydawnictwo Świat książki Warszawa, 2022
Перевод: Марченко Владимир Борисович
Должна иметься правда, должна быть стена.
Вирджиния Вульф
Клавдии
НОЧЬ ПЕРВАЯ 1958 ГОДА
первый вторник октября 2017 года
О письменном столике из Икеи
- С твоим отцом, дорогой, я познакомилась на танцах в Гдыне, - говорит мама. – И я сразу же знала, что будут неприятности.
Целых сорок три года не проронила о нем ни слова, и вот теперь говорит.
И происходит это в то время, как я собираю письменный стол из Икеи.
Зачем ей этот письменный стол, я и вправду понятия не имею. Помимо него, она заказала еще кучу папок-разделителей, корзину, сканер, принтер, маркеры всех цветов этого несчастного мира и уничтожитель для документов. Курьер свалил ящики под воротами и чмыхнул. Знает, бедняга, с чем мог встретиться.
Пару лет назад мама и сама бы затарабанила все это дерьмо на первый этаж, вот только ей отказало бедро, так что теперь она изображает из себя идиотку, считая, будто бы это переходное ослабление, так что со столом она справилась бы в любой иной день, только не в этот.
Я люблю ее больше всех на свете. Люблю, без всяких лишних слов.
Если говорить обо мне, я бы сунул курьеру полсотни, и мы затащили бы все в один миг по этим неуместно старым ступеням.
Только мама, тоже не самая юная, не разрешает, чтобы чужие переступали порог. В детстве мне не разрешалось приводить приятелей домой, и мне приходилось постоянно комбинировать, а где бы девицу позажимать. Почтальон обходит маму, словно бы та проглотила бомбу; наиболее храбрые курьеры добираются до средины двора, а один свидетель Иеговы, который даже поднялся на этаж, упал с лестницы, выбил себе зубы, а в полицейском управлении, шепелявя, умолял, чтобы обвинения не предъявляли, и, по-моему, угрожал самоубийством: он предпочитал предстать перед своим страшным Богом, чем увидеть Хелену Барскую на судебном заседании.
Я же люблю ее больше жизни, как уже говорил. Всякая истинная любовь трудна. Моя жена могла бы об этом кое-чего рассказать.
В общем, приезжаю я к маме, времени, как всегда, мало, затаскиваю все эти ящики наверх и танцую с шуруповертом. Мама собирает картонки, подает мне отдельные элементы и фантазирует над инструкцией относительно эксплуатации нового приобретения, только не говорит, что собирается в нем держать.
Вообще-то, я даже люблю собирать мебель, за исключением письменных столов: то покоробленное и непрочное дно, то не те направляющие для ящиков…
Мама очень красива. Я не могу заметить в ней старости. Она походит на смесь коалы и кобры. Вот уже несколько лет она носит пушистые свитера, и у нее мягкое лицо, на котором горят умные, змеиные глаза.
- Какое-то время это у нас займет, - прибавляет она. – Твой папа страшно меня любил, и если бы не тот свалившийся с неба тип, то наверняка бы любил и сейчас.
Я же чуть не прикрутил себе палец к столешнице. Ну да ладно, у мамы иногда шарики заходят за ролики.
Письменный стол въезжает под окно рядом с дверью, ведущей на террасу. Тут у матери вид на крыши вилл, на залив и корабли. Кроме того, она обожает пялиться на Луну, и вообще, в особенности любит небо. Когда я был маленьким, мы играли в оборотней.
- И я обязана наконец-то привести все это в порядок. Порядок крайне важен. Я так считаю и своего мнения не изменю, - заявляет мама и прибавляет, что истории, которые собирается мне рассказать, нельзя сократить до парочки слов, на одной встрече дело не закончится.
Это хорошо, потому что с мамой встречаться я люблю. Меня лишь беспокоит, что с этой Луной она пересолила.
После работы мы садимся, она же все болтает-болтает, кобра смышленая, старушка, готовая на всякие шалости. Я до сих пор раздумываю над тем, что обо всем этом думать.
Моя жизнь ясна и проста. Именно такую я хотел, так что как раз такая она у меня и имеется. Вот только два сложных вопроса так и не дают жить спокойно.
Один в меньшей, а другой в большей степени.
Первый вопрос звучит так: кем был мой отец? У всех сыновей имеются отцы, только лишь у меня отца нет. Но это еще можно выдержать. По моему скромному мнению, лучше родиться без отца, чем без ноги. Мама никогда не промолвила о нем ни слова. Его имя, профессия, дальнейшая судьба столь долго были тайной, что я научился с нею жить. В принципе, могла и не затрагивать данную тему. Но пускай себе говорит.
Сам я жажду ответа на другой, более важный вопрос.
Ну почему, мать его за ногу, меня зовут Дастином?