Каждый день я просыпаюсь в четыре, охваченная страхом. Вижу свет из-под кухонных дверей, слышу сигаретную вонь, слышу, как ты кашляешь и стучишь по клавишам. И я боюсь войти к Тебе. Ты самый близкий мне человек. Сегодня утром я подумала, что все вы, кроме меня, очутились в какой-то иллюзии, в чудовищной зеркальной комнате: Хелена, Ты, наш сын.
Вернись ко мне, Барсук, потому что не знаю, сколько еще выдержу.
Я ужасно люблю Тебя.
Клара.
О часовне
Я уже все знаю. Мама закончила свою историю и, в соответствии с обещанием, пойдет на операцию, ее назначили на завтра.
Я совершенно сбит с толку и счастлив.
Запишу ее рассказ, как только смогу быстрее, одной ночи наверняка будет недостаточно, впрочем, Клара, любовь моя, ты немного права, у меня ужасно гудит в голове.
Мне нужно все это в себе уложить. Я и вправду не знаю. Столько произошло, но самое главное – та операция, мама будет здорова, кошмар закончится, и обо мне действительно не надо беспокоиться, теперь уже не надо.
Я реагирую рационально, неужели это сложно понять?
Моя мать тяжело заболела, поэтому я и нервничаю, печалюсь и пытаюсь реагировать на стресс. Не пью. Не дерусь в клетке. Закончу писать через день или два, и мы будем здоровы.
С утра идет дождь, так что мама предлагает посетить больничную часовню. "Инмедио" ей не нравится, слишком много народу, и она обещает, что откроет кое-какие секреты.
- Впрочем, в часовне очень красиво, говорю тебе! Так пусто! Если бы пришел Бог, так все бы испортил.
Внутри никого. Посредине стоит алтарь, прикрытый скатертью и большой крест, окруженный шарообразными лампами. Христа золотит точечное освещение. Напротив, полукругом, стоит несколько деревянных скамеек, только мама карабкается наверх, садится под витражом и точит желейные конфеты.
Выглядит она молодо, на этом сморщенном лице все еще горят глаза девушки, ладони у нее искривленные, но проворные, она непрерывно шевелит ступнями, на ней носочки с изображениями суши.
Она рассказывает о событиях в Вене, о гостинице "Бристоль", о ступенях Вотивкирхе[69] и о чудовищном дне, когда погасли огни, а я поглощал каждое слово, задерживая его в себе. Я понесу их домой, словно огонек Священной лампады, чтобы записать.
- Я должна тебе кое-что дать, что-то важное, потом, перед самой операцией, - слышу я в самом начале. – Возьмешь это и сохранишь для меня, когда отправлюсь под нож.
О моем брате
Несчастье началось с Юрия.
В течение этих лет мама забыла массу вещей, к примеру, по бабушке и дедушке она скучала мало или вообще о них не помнила, стерлись лица однокурсниц в Гданьске, и пальцы Вацека, копающиеся в сахарнице, запах соли и камфенола[70], расхераченная челюсть Зорро. Только лишь сейчас, под старость, все возвращается.
О первой жене отца и его сыне она не думала совершенно, да и зачем. Когда-то такие имелись. За водой. В другой жизни. Она не знала, ни как те выглядят, ни что делают, она выкинула из головы, как я выбросил бы раковую опухоль.
В те дни, когда все ебнуло, отец был таким хорошим, что хоть к ране приложи, он фантазировал об отпуске на корабле. Отец ходил трезвым, по ночам не шебуршил и даже вернулся к чтению книг, что матери весьма нравилось.
Ясный перец, она ожидала, когда хрупкое спокойствие пойдет прахом, самые тихие дни вибрировали.
Пока же что они сидели вдвоем, кресло к креслу, под общей лампой, на фоне мяукал джаз. Старик улыбался над книгой, вбивал ноготь в страницу и читал вслух фрагменты из Пушкина.
В один из таких вечеров он начал вертеться и постоянно глядел на часы. Мама считала, что это его взывает бутылка. Всегда взывала, он же, в конце концов, отвечал на этот зов. Наконец попрощался и вышел из дома. Он частенько так делал, как правило возвращался через два-три часа, на этот же раз вернулся среди ночи, все еще трезвый, и стащил мать с кровати.
Она не видела его таким, даже когда Блейк позвонил с сообщением про Едунова. Отец сидел на краю кровати, пялился прямо перед собой, охватив голову руками, в руке мял какой-то листик.
С ним связался Юрий.
Мой брат вырос и планировал поездку в Вену. И предложил встретиться.
О Платоне (٣)
Мама не хотела ехать в Вену и просила отца, чтобы они остались.
Телефон постоянно звонил, старик снимал трубку, бледнел и что-то мычал, прикрывая рот. Дома он вообще не желал вспоминать про Юрия, мама давила, так что, в конце концов, отец взял ее на прогулку. Они шли через Крофтон по обочине, через мокрый снег. Это отец так сильно боялся подслушки.
На этой прогулке он сообщил, что та великая вещь, над которой он работал, как раз подходит к завершению, и что он еще встретится с сыном. Мать спросила, а точно ли, что это Юрий отозвался, ведь Едунов мог кого-нибудь подставить, отец ведь знал сына только лишь маленьким мальчиком.
69
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%BE%D1%82%D0%B8%D0%B2%D0%BA%D0%B8%D1%80%D1%85%D0%B5
70
Камфенол - буферный антисептик, бактерицидный и слабо обезболивающий медикамент, предназначенный для лечения полости рта.