Я знаю, что ты все это читаешь, я же не дурак.
Еще я хочу, чтобы ты помнила, что я уже приближаюсь к гавани, рассказ приблизится к концу, и я весь буду принадлежать вам, мать выздоровеет, я прибью того мужика из "Фернандо", и ни о чем не беспокойся.
Я стараюсь не кричать, что иногда даже получается.
Раньше, когда я возвращался домой со сквера Костюшки через парк, то вопил на деревья: наклонившись, опирая ладони на бедрах, словно бы пытаясь высрать тот гнев.
Со мной случается, что остаюсь в "Фернандо" чуточку подольше, понятное дело, что не в последние дни; Куба и остальные выпивают, я не выпиваю, просто радуюсь их присутствию. Мы вовсе не друзья, но выстраиваем что-то совместно, как раз в этом я и отмечаю ценность сообщества. Я ожидаю, когда они кончат и выйдут в ночь, закрываю за ними, гашу свет и кричу на сливы, шкафы морозильника и конвекционную печь, и на свои ножи тоже.
Когда-нибудь я мог бы пойти на берег долбанного Балтийского моря, на тот хренов пляж, в то место, где тускнеют огни заведений с крафтовым пивом и где не живут духи никаких матерей, я встал бы там и вопил на черную воду, впрочем, все мы должны отправиться к морю и там кричать, и понятия не имею, почему до сих пор этого не сделал.
Я бы взял с собой вопящего Олафа, и мы бы орали вместе, наконец-то сблизившись, отец и сын.
О подарке
Клара просит прощения у врача и исчезает с Олафом, я же прошу у них еще пять минут и возвращаюсь в палату, в которой лежит мама. На ее кровати я застаю старушку.
На короткий миг все маски сваливаются. Мама бледная, мигают безумные глаза, мелкие жилистые ладони дергают простынь. Крепко обнимаю ее. Хрупкая словно хворост женщина дрожит у меня в ладонях Я, вроде, говорю, что все будет хорошо. Или что-то еще.
Правда иная, ее, однако, не выскажу.
Знаешь, мама, мы не улетаем к звездам.
Она рыдает мне в блузу, внезапно отодвигается, устыдившаяся, я вижу, что она пытается улыбнуться, только не может. Так что говорю я что только Бог на душу положит. Обещаю, что буду на операции, обожду в коридоре, пока она не придет в себя и так далее, а мама крутит головой. У меня своя жизнь, свои дела, их обязан держаться; не буду их держаться, говорю, ну и молчим.
Она беззащитна, не знаю, что с этим делать, хорошо, что она знает.
Мама вынимает из шкафчика сумочку, а из нее коричневый конверт, обклеенный липкой летой так, что бумага едва видна. Пальцами исследую содержимое. Один листочек, не больше. Мама просит, чтобы немедленно спрятал этот конверт и никому его не показывал. В другой ситуации ее напыщенная секретность была бы комичной.
Еще она просит, чтобы я пока что в конверт не заглядывал.
- Но береги его, сынок, как здоровье, как зеницу ока.
Мне разрешается открыть его лишь тогда, когда мама умрет.
Я такой возможности не допускаю. Мама смеется над моим упорством и дополнительно описывает свой замысел. Как только я вернусь, сразу же прячу конверт. И не говорю о нем ни Кларе, ни Олафу.
Открою его только в случае ее смерти, повторяет она, и не сразу, но только лишь тогда, когда почувствую себя паршиво.
Спрашиваю, что такого, собственно, могло бы произойти, а в памяти у меня русский, что пришел в "Фернандо", и собственный пост, который и начал эти неприятности. Она допытывается, я прошу ее не играть со мной таким вот образом. Она старая и напуганная.
Говорит, что содержимое конверта спасет меня и мою семью. Это в случае чего.
- Ну ладно, иди уже, семейство ждет. Будьте с Кларой добры друг к другу.
Я целую маму, засовываюсь в машину с конвертом во внутреннем кармане куртки и обещаю себе, что суну нос в средину, как только все дома заснут.
Вечером ложусь в кровать, жду, когда заснет Клара, встаю и начинаю писать.
Конверт лежит на письменном столе до рассвета. У меня нет сил его открыть.
НОЧЬ ДЕВЯТАЯ – 1973-1975 ГОДЫ
Четвертый четверг октября 2017 года
Обо мне (3)
Привет, Дастин.
Я знаю, что состояние Хелены серьезное, хотя, я так думаю, что Твоя мать дотянет до ста лет.
Я боюсь Тебя. Того, что ты говоришь и того, как ты себя ведешь.
Ожидаю, что завтра, независимо от результата операции, ты обратишься к психиатру. Пусть он остудит тебя лекарствами, предложит какую-нибудь тропку спасения, а Ты пойдешь по ней. Я тебе помогу. Если нам нужно будет пойти на терапию вдвоем, пускай так и будет.
К тому же возьмешь выходные в "Фернандо". Куба заменит Тебя, ответственность возьму на себя. С завтрашнего числа ты уже не будешь ездить к Хелене. Я поговорю с ней. Она поймет, ведь наверняка же видит, что с Тобой творится. Деньги на опеку у нее имеются. А если что, заплатим из наших.