Едунов сказал, что не сделает ей ничего плохого, наоборот, всех, что были у него до сих пор, он осчастливил.
Он бы и упал на Хелену, но ему не хватало руки, чтобы опереться. Пытался целовать, хватал за бедро, лапал грудь через блузку.
Мать оттолкнула его, но он, все же, был тяжелым, а когда навис над ней, словно ночной кошмар, с действующей рукой на краю стола, крикнула, что скорее уж легла бы с обезьяной, чем с таким уродом, и наверняка у него всего лишь половинка члена.
Едунов ударил ее кулаком в лицо, разорвал блузку, схватил бутылку и плеснул вином в лицо моей Хелены. Ах, мой хуй ей не нравится, так будет бутылка, а хуя такая блядь и не заслуживает. И тут же завыл, словно бы уселся на раскаленных углях.
Хелена вонзила ему вилку в руку, да так, что столовый прибор пробил ее навылет.
Мать поднялась, а Едунов все так же стоял на коленях, одуревший от боли и от того, что его застали врасплох, с этой своей лапой, которую он держал на высоте лица. Он глядел на кровь, на неподвижные пальцы той единственной руки, которая еще секунду назад была здоровой.
Хелена забрала сумочку и фотоаппарат, она отступала в глубину дома. Потерявший соображение Едунов полз на коленях и обещал ее убить.
Она ударила его по роже книгой о Бермудском треугольнике. Моя бравая Звездочка, моя Хеленка. Книга была замечательно изданная, тяжелая, с массой иллюстраций, твердая, оправленная в полотно; в ней осталась дыра, и наверняка она до сих пор сохранилась – след от выбитых зубов Едунова.
О решающей схватке
Едунов просил вызвать врача И дать ему сердечные таблетки из шкафчика в ванной.
Именно с этого начал, когда пришел в себя.
Он лежал под окном, с рукой, привязанной галстуком к батарее отопления, той самой, что была недействующей по причине гарпуна. Хелена хотела, чтобы вторая все время была у него перед глазами. Ноги ему она связала веревкой, очень профессионально, как будто бы половину жизни проплавала на судах. Моя девушка!
Я когда-то забрал у него, размозжил ему одну руку; вторую у него отбрала моя красивая, изумительная жена.
Она сказала, что обдумает эти просьбы, как только узнает правду о муже. Хелена сидела на стуле, играясь то окровавленной вилкой, то ключами, которые она вынула из кармана Едунова. И курила сигарету. То есть, не в затяжку. Она ведь не затягивалась.
На столе рядом стояла бутылочка с сердечными таблетками.
Изо рта у Едунова текла кровь. Он дергался, побежденный и взбешенный, то ругался, то пытался брать на жалость и клялся всем святы, что ничего не скажет, а Хелене и так не хватает храбрости, чтобы его убить.
Тогда она рассказала ему про Платона. На лодке храбрости ей хватило, а поскольку сумела застрелить того глупого доносчика с добрым сердцем, то с такой гнидой, как Едунов, справится. Еще она подсунула ему под нос пучок ключей. Сказала:
- Можешь жить, можешь – нет. Выбирай.
Тот еще раз дернулся, но сил у него уже не было. Попросил попить, так что она принесла стакан воды и влила ему в рот.
- Мы хотели похитить его, чтобы отвезти в Москву, - прохрипел Едунов. – То есть, хотел не я, а Юрий.
Об огнях
Едунов переправил тело американца через границу. Оно ожидало в тайнике в юго-восточном квартале Вены.
Я попрощался с женой, надел штиблеты, пальто из ламы и направился к Вотивкирхе.
Дул ветер, сбивая огонь с зажигалки.
На ступенях я подождал минут около двадцати в сопровождении Кейт, с которой когда-то я спал, а может и не спал, трудно сказать. Не могу я оценить и размеров собственного страха и стыда, ведь я должен был увидеть Юрия.
Еще я думаю о тонком слое снега, лежавшем перед церковью, о ее мрачном интерьере, освещенном свечами, о рождественских гирляндах на университетских зданиях неподалеку и о темном парке, где между деревьями густели тени.
У меня было оружие в кармане и сигарета в зубах.
Наконец подъехал "фольксваген", из "фольксвагена" вышел Едунов, мы поздоровались, не пожимая рук, и все поехали в тот тайник. За нами в фургоне ехал Уолтер со своими людьми.
Водитель Едунова на красном свете дал газу, и так мы от них оторвались.
Во время поездки я сидел сзади, так как не знал, что уже появился некий Дастин, а я буду жить в нем, как всякий отец в сыне. Я думал о том, то ли выстрелить Едунову в висок, так как он сидел спереди, а потом уже терроризировать водителя. Такое решение избавило бы Хелену от массы хлопот.
Перед входом в тайник у меня забрали оружие, Кейт тоже должна была отдать пистолет.
Здание было песочного цвета, с большим гаражом, окруженное оградой. Перед гаражом стоял фургон, "вольво". А среди банок из-под краски, возле лестниц, в холодильнике, сваленном на садовый шланг, лежал тот самый космический труп.