Я тихонько постояла и посмотрела, что и как он делает. Предложила чаю с бутербродом. Познакомились. Дядя Саша работал с этой бригадой уже несколько лет и очень хвалил их. Сказал, что за три-четыре дня все закончат. Мы перекусили, и он опять принялся за дело, объяснив, что осталось поработать часок. А я напросилась смотреть, как он работает. Пристроилась в углу на табуретке со второй кружкой горячего чая.
Глава 6
Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Последние события грозили сделать меня неврастеником. Мужчина спросил: — Ждешь кого?
— Нет, никого.
— Ну, тогда пойдем открывать вместе. Тебе глазок нужно в дверь врезать. А то так откроешь неизвестно кому.
— Я спрашиваю обычно.
Но он уже открывал, не дав мне сделать этого. Очевидно, был уверен, что с ним я в безопасности.
В дверь, потеснив его, по-хозяйски вошел Роман Львович. А кто же еще? Вгляделся в плиточника, понял для себя что-то, обратился ко мне: — Нужно поговорить.
Протянул очередной букет, состоящий опять из алых роз и такой же огромный.
Плиточник покашляв, проронил: — Пойду я тогда, ребята?
А я, печально кивнув головой, попросила его: — Пожалуйста, дядь Саша, как выйдете — вызовите полицию на мой адрес. Причина вызова — шантаж, домогательство, оскорбления, нарушение границ частной территории нахрапом, без разрешения, а так же покушение на здоровье и саму жизнь.
— Это уже перебор — с покушением, — язвительно заметил Львович, странно улыбаясь. Рано радуешься, начальник.
— Он знает, дядь Саша, что у меня страшная аллергия на розы, но продолжает травить меня ими в надежде на отек Квинке, а потом и смерть мою скорую.
— Ты шутишь, Настя? Правда вызывать? Зачем ему это? Может, поговорите в дальней комнате, пока я плитку доложу? — искал разумный компромисс мужчина.
Львович, швырнув букет за входную дверь, прошел в комнату, а потом — и в спальню. Я, попросив мастера не уходить, не предупредив меня, пошла следом. Мы стали в разных углах пустой комнаты. Роман Львович осмотрел окружающее пространство, скупо заполненное сумками с одеждой и одеялом с подушкой на полу. Поднял глаза на меня: — Рассказывай.
— О чем? — скучающе поинтересовалась я.
— В тебе кровь. Как так получилось?
Я молчала, ну что тут скажешь? Пусть научится правильно формулировать вопросы, тогда и отвечу. Может быть.
— Настя, как случилось, что ты стала лешинкой? Кто поделился, как ты согласилась, как такое вообще стало возможно?
Я опять молчала. Кто он такой, чтобы я рассказывала о том, о чем и сама боюсь лишний раз вспоминать?
— Если это так, а, судя по твоему поведению, это так и есть, то ты ничего не знаешь о себе. Тебе ведь не рассказали ничего, ты отвечала мне наугад, правда? Что-то случилось, неожиданное и страшное, да? Иначе не оставили бы дочь вот так, без помощи и защиты. У них обычно очень большие семьи — сыновья, конечно. Лесавочка — редкость, подарок леса, если он всем доволен. Их хранят и оберегают, как величайшую ценность. Но с тобой не так. Так что произошло, Настя?
— Пока не появился ты, мне не нужна была ни помощь, ни защита. И рассказывать я ничего не обязана, раз уж мы выяснили, что я на тебя не посягаю. Я написала еще одно заявление об увольнении, могу отработать положенные две недели, если не отпустят сразу. Потом уеду, мозолить глаза не буду. Твой отец знать не будет, куда я делась. Все прояснили? Иди тогда отсюда. А то точно попрошу вызвать полицию. Тебе здесь нечего делать, тебе здесь не рады. Уходи, Львович, чеши лесом, — решительно закончила я, приглашающе открывая дверь и первой проходя в гостиную. Он вышел следом.
— Не увольняйся. Работай спокойно. Никто не будет к тебе приставать. С отцом я поговорю. Мужчина не отвечал на мои выпады, держался спокойно. Становилось неудобно за свое поведение.
— А Стас? Он тоже розы присылал, поскольку получил зеленый свет.
— Даже так?… ничего он не получал. С ним тоже поговорю.
— Тогда, может, скажешь, что за ажиотаж и зачем я вам понадобилась?
— Откровенность за откровенность, Настя. Я должен знать о тебе все, чтобы рассказывать такие вещи. И ты, не зная всей предыстории, можешь сделать неправильные выводы.
— Ну, в таком случае, я ничего не хочу знать. Спасибо за понимание. В свою очередь, я не держу на вас зла, Роман Львович. Прошу прощения за нарушение субординации. Будем считать все произошедшее простым недоразумением. Кредит верну завтра почти полностью. Остальное в ближайшее время.
— Нет необходимости, пользуйся.
— Не хочу оставлять вам рычаги давления на себя, если что. Лучше уж я постепенно куплю все сама.
— Я не буду использовать кредит, как рычаг давления на тебя, — нарочито спокойно и размеренно отвечал начальник.
— Не могу быть уверена в этом, извините — поэтому не стану рисковать.
— Не дури. Ты что, собираешься спать на холодном полу? Простудишься… и высыпаться не будешь.
— Вас это не должно волновать, Роман Львович, раз уж меня все устраивает. Уйдите, пожалуйста. Я до сих пор не могу переодеться в домашнюю одежду из-за вас.
— Хорошо, я уйду. Если захочешь поговорить и выяснить, кем ты сейчас являешься — милости прошу. Запишись у секретаря, — судя по язвительному голосу, его терпение все же не было безграничным.
— Спасибо. Непременно.
Неожиданный гость ушел. Я выглянула и нашла глазами букет. Он валялся в углу. Аллергии на цветы у меня не было. Подобрала и отнесла этажом ниже — знакомой пенсионерке, которая иногда выручала меня по мелочи. Букет красивый и дорогой, ей понравился. И в кипятке, а уж с аспирином, как она планировала, точно простоит недели две.
Проводив плиточника, полюбовавшись его работой и порадовавшись, что не стала экономить и оплатила ремонт вперед, ушла спать. Через полчаса встала, выпотрошила одну из сумок, а содержимое подстелила себе вместо матраса. Было твердо, неудобно, но спокойно. Лежала и поражалась, как же нерадостно складывается моя жизнь. Как будто и жаловаться грех — есть здоровье, крыша над головой, кусок хлеба с маслом. Но когда я смеялась последний раз? Так сложилось, что подруги по институту разъехались, а все мое время потом заняли муж и работа. Я не могла себе позволить пойти куда-нибудь, купить что-то лишнее, просто для своего удовольствия. Постоянно портило настроение напряжение в наших с Сережей отношениях. Я последнее время шла домой с работы, как на плаху. Какая уж тут радость, какой смех?