— Кто это?
Я ответила одними губами:
— Он.
Ярослав прошептал:
— Может, так и лучше.
Он появился в дверях кухни и встал там, глядя на меня. С ожиданием, жадно. Выдохнув, объяснил свое появление:
— Сработала сигнализация.
Я молчала, держа перед собой почти полную чашку с кофе. У меня в квартире никогда не было сигнализации. Он мельком взглянул на мужчин, потом сказал опять мне:
— Я поливал тут у тебя цветы.
Кивнула. Отвела глаза и хотела поставить чашку на стол. Не успела. Услышала: — На-астя… Мучительное, протяжное. Чашка дрогнула, кофе плеснул, я с ужасом взглянула в глаза Святославу. Он подошел, обнял за плечи и сказал:
— Не бойся ничего, вообще ничего. Ты поняла? Настя, я хочу слышать.
— Поняла, — тихо прошептала я.
— Отлично. Ну, может, оно и правда — к лучшему и мы сэкономим время. Не придется искать тебя, Роговцев, раз уж ты сам тут как тут. Настенька, хочешь пройти в комнату или будешь участвовать в переговорах?
— В комнату.
Ярослав поддержал меня:
— Правильно. Иди, сестренка, мы сами справимся. Собери там, что не успела.
Уже выходя, пропустив на кухню Львовича, услышала его спокойный голос:
— Я вас внимательно слушаю.
Я прошла в спальню, побегала, пометалась немного между окном и дверью, успокаиваясь. Понимала, что разговор у них будет долгим и спать как будто не хочу, но тянет лечь в постель, свернувшись калачиком. Не снимая покрывала, занесла ногу, уперлась ею в кровать, и вдруг там что-то колыхнулось и дернулось. Я неверяще смотрела на шевелящийся предмет мебели. И вдруг мир вокруг меня стал проясняться и приобретать четкие очертания. Губы расползлись в издевательской улыбке. Да он же просто… бли-и-ин, считает себя пупом Земли, совершенным и неотразимым, а сам… Просто озабоченный, больной извращенец. Это же надо было приволочь сюда водяной матрас! Да он больной! А я шарахаюсь, зажимаюсь, как дурочка, боюсь глаза поднять. На кого? Твою ж налево!
Я опять подошла и с веселым недоверием потыкала в постель пальцем. Так и есть — там ворочалась вода, колыхалась и двигалась.
Ну, идиот! Это же надо додуматься до такого. Совсем вавка в голове у мужика. Просунула руку под одеяло — лежбище было холодным и неуютным. Оббежала взглядом всю комнату еще раз, внимательнее. Нет, остальное все, как я и хотела — шкаф-купе, прикроватные тумбочки, легкое кресло.
Села на кровать, подвигала попой. Постель послушно колыхнулась. Как же на этом спать? Так случайно повернешься во сне и уписаешься от страха, не понимая, где находишься.
Паническое настроение прошло, и проснулся здоровый интерес к тому, что сейчас происходит на кухне. Я прошла в гостиную, подошла к выходу в коридор, прислушалась. Голоса из-за закрытой двери доносились хоть и негромко, но вполне внятно. Я сползла тихонько по стеночке и села на удивительный по красоте ковер, зарыв руку в мягкий шелк. Сейчас говорил Львович:
— … так совсем. И на хранении, и в Пробирной палате. А мы — на денежных потоках. Не обязательно сидеть на слитках золота, чтобы чувствовать себя его хозяевами. Тугорин ближе к новым поступлениям. Пришел, предложил.
— Так, что отказаться было невозможно? — голос Святослава.
— А зачем? Если там, действительно, жила, а все говорит за это, то это открывает необыкновенные возможности. Наверное, тут не совсем понятно вам…
— Куда уж нам, убогим…
— Я не об этом. Все плохо, очень плохо, хотя и не так, как раньше. Мы не самостоятельны в большинстве решений, работаем по навязанным нам правилам и законам. Знаем, как сделать умнее и лучше, и не можем — не дают. Это не делает нашу жизнь менее обеспеченной, но просто обидно, черт возьми, стыдно, наконец! Вы возможно и не знаете, но сейчас идут переговоры об аренде Дальневосточных земель китайцами. Это начало конца Сибири. Только идиот может верить, что они потом уйдут. Понятно, что пускать нельзя. Это вопрос не моего уровня — это вопрос высокой политики. Значит, нужно идти в политику. А власть сейчас в руках тех, у кого много денег — это реальность… А главное — с еще тех давних времен это наши земли, нашего рода. И золото наше. Тугорин предложил создать общую компанию по золотодобыче. От меня требуется только уточнить, оконтурить месторождение. Выяснить глубину залегания и направление жилы, присобрать, если понадобится. На днях мы должны были выехать на место. Что-то сорвалось — он отложил.
Я не оправдываюсь, я объясняю, почему ничего не знал об убийстве вашего отца, о покушении на тебя, Ярослав.
— А чем, ты думал, он занимался все это время?
— Да все как обычно — установленным порядком. Геологоразведка, пробы, заявка, оформление. Там куча документов, дурдом. Он освободил меня от этого. И это удобно. Обмануть меня или обойти невозможно. Я потом просто внимательно изучил бы документы, договора, проверил все. На мне банк, а он совершенно свободен, почему бы и нет?
— Ты же сейчас можешь и врать, обвинив во всем Тугорина.
— Я вообще сейчас с вами разговариваю только потому, что ты назвал Настю сестрой. Ты понял меня? Мне не в чем перед вами оправдываться. Только перед ней я виноват. Что за предложение? Наш разговор затянулся.
— Как ты собирался добывать золото?
— Решил бы на месте. Все зависит от глубины залегания, процентного содержания, состава включающей породы, удаленности. Скорее всего, как обычно здесь — карьерным способом.
— Там живой Лес.
Молчание, стук чашки об стол, шаги…
— Понятно. Ваш. Что вы предлагаете? Я не откажусь от этого золота. Оно нужно не мне… не только мне.
— Забирай. Там просека почти до прииска. Осталась пара километров. Я подвинусь. И вижу это так — подчищу просеку для проезда транспорта. Никаких городков, бригад и постоянного проживания рабочих. Приехала бригада, загрузилась и убралась.
— Как?
— Подтянешь, поднимешь, поможем. То, что успеешь — вызовешь, приедут, загрузят, вывезут. Будешь готовить следующую партию.
— Это рутина. На многие месяцы, а может и годы. Не пойдет.
— Тогда война. Все лесовики поднимутся, даже если уберешь меня. Весной, летом, осенью в лес не пустим. Поставки сорвем. Жить не дадим. И ты же можешь работать наездами, не обязательно сидеть там месяцами.
— Допустим… допустим. Если поднимать без примеси породы… Это медленно, но… Тогда не нужно… Ладно… Такого еще не было, в таких масштабах. Думаю — отец не откажется и поможет. Я все продумаю, просчитаю, дам вам знать. Только и я должен знать, почему ты назвал Настю сестрой? Как это случилось?