— Ну почему же? Если объединить усилия, то можно и побороться. В этом случае я на вашей стороне.
Слепо шарила в темноте рукой, отыскивая дверную ручку.
— Ой, ты дура-ак… — протянул Ярослав, включая фонарик.
— Сам знаю… Настенька, подожди… — послышалось уже мне в спину.
Я шла к дому, оставив их в бане. Проскочила в горницу, ушла в спаленку и забралась к Мышке в постель. Она спросила:
— Что рассказал-то?
— Сказку. Давнюю. Вымысел. Вранье все.
Еще два дня я уговаривала себя, что мне нет дела до такого его отношения ко мне. Была рассеянной, отвлекалась постоянно. Движения были какими-то дерганными, как у психа со стажем. Старалась не смотреть на него, отворачивалась. Сама понимала, что веду себя, как обиженный ребенок. И все равно травила себе душу обидой.
Значит, все-таки все дело в детях. Вопреки его воле, только ради цели — золотых девочек. Сопротивлялся, не хотел потому, что не понравилась, не соответствовала его запросам. Увидел и возмутился, бунтовал, потому что — я. А иначе почему он принял меня в штыки тогда? Неприятие было очень сильным. Он же гнал меня тогда от себя. Неужели я так некрасива, так непривлекательна для него по сравнению с теми женщинами, к которым он привык?
Когда мужчины уехали, я зависла возле небольшого зеркала в спальне. Я всегда была симпатичной, а после изменений вообще сильно похорошела. Но моя внешность скорее была экзотичной, необычной — с черными волосами, зелеными глазами. Идеальной красавицей я так и не стала. Вглядывалась в свое отражение и вдруг пришло узнавание — эти цвета и краски тоже описывались у Бажова. Такие малахитовые глаза и черные с прозеленью косы были у Хозяйки Медной горы. Совпадение? Конечно. Но что-то слишком много их стало, этих совпадений. И все в тему. Откуда вся эта уральщина у нас, в Сибири? И вспомнила, как однажды захотела посмотреть в интернете на знаменитую Медную гору — яма… На ее месте осталась просто яма. А из Урала выкачали все, что могли, изувечив и испоганив. Только на Севере еще осталось что-то живое. Но, очевидно, это место уже не могло стать жилищем для былой сказки.
Глава 15
Скоро мы с братом и Мышкой провожали отъезжающих гостей. Они поели последний раз в нашем доме, снесли в ГТТ свои вещи, какие-то приборы. Попрощались и поблагодарили за гостеприимство. Ко мне подошел Львович. Я насторожено вскинула голову, глядя ему в глаза. Он внимательно всмотрелся в мои, прощаясь, и сказал:
— Настенька, я не хотел обидеть, только потом понял, как это прозвучало. Не нужно было говорить все это, ты не так все поняла. И убедить тебя я не смогу — не знаю как. Вот, возьми — это тебе на память.
Мне в руку легло что-то тяжелое, я сжала кулак. Тяжело сглотнула, горло опять пережало от обиды. Отвернулась и ушла в дом. Уже там, пометавшись по комнате и услышав, как удаляется звук работающего мотора, с трудом разжала потную ладонь. В ней лежал небольшой кусок золота в форме нарисованного сердца.
Войдя в дом, Мышка выспрашивала у Ярослава, нисколько не стесняясь меня:
— Что он там наговорил девочке? А ты куда смотрел? Ну, кого спрашиваю?
— Да чего ты, маманя? Все он нормально сказал и понятно. Я вот понял. А она с ходу придумала себе что-то. Я теперь слово побоюсь сказать одной из вас. Все наизнанку вывернете со своей женской логикой.
— Правильно, значит, придумала. Нужно понятно говорить, чтобы нечего придумывать было.
— Да он честно сказал все, как было. Что, выдумывать нужно?
— А, может, промолчать?
— Да лучше бы промолчал. Он и сам так сказал. Выпроводил меня, сам остался сидеть там. Ладно, Настя, я тебя весной с русалками познакомлю, хочешь?
Я недоверчиво посмотрела на него.
— Правда, что ли? Да ладно. Это ты, чтобы отвлечь меня, да? Да мне он по фигу, брось. Правда есть русалки?
— В нашем озере и есть. Во всех больших лесных озерах живут. А особо вредные — и в маленьких. Только в морях и реках не осталось. Загадили там все, задохнутся они там. А у нас чистенько. Они похожи на людей, только склизкие, как лягухи. И волос нету.
— Фу ты, гадость какая! Так это не утопленники?
— Ну, ты даешь. Это сколько же натопить нужно? Народ это, разумный даже. Опыт жизни у них просто другой. И они мысленно общаются.
— Так они и не разговаривают?
— А зачем, если так проще?
Дальше мы разговорились. Я выспрашивала подробности о русалках. Потом мы весь вечер говорили о них. Спорили, вспоминали легенды, сказки. Почему так и кого тогда наши военные видели в Байкале? В подобии маски на лице и огромного роста? Это новое знание было таким захватывающим, что я отвлеклась от своих переживаний полностью.
Только вечером уже отдала ему тот кусок золота.
— Держи, Ярослав, спрячь куда-нибудь. Потеряю еще, а это дорогая штука, судя по всему.
Мы теперь вместе рассмотрели сердце.
— Самородок, надо же, форма какая… многозначительная… — пробормотала Мышка.
А ночью опять ожидаемо приснился этот сон. Только в нем ночь была темнее, огонь ярче. И в его сполохах я видела, как Львович, стоящий на берегу, потихоньку погружается в топкий прибрежный грунт, совершенно не обращая на это внимания.
Я забывала сначала эти сны, занявшись чем-то днем, разговаривая, отвлекаясь. Но они повторялись каждую ночь, меняясь только в мелочах. Я слышала когда-то, что настоящий вещий сон всегда повторяется несколько раз и всегда очень яркий, запоминающийся. Похоже, что это был тот самый случай. Только вот Львович погружался в болото все глубже, а я потеряла все плывшие по воде волосы и огонь, раньше не ощущавшийся совсем, сейчас начинал греть все сильнее, норовил обжечь.
Эти сны изматывали. Я рассказала о них Мышке и Ярославу в надежде, что они что-то подскажут. Но они не знали, что сказать об этом. А сны набирали обороты. Я боялась спать, читала допоздна, ложилась только тогда, когда уже глаза сами слипались. Только засну, а он тут, как тут — яркий, страшный.
Из-за этого уже переживали и брат с Мышкой. Но помочь не могли ничем. Только спать она опять ложилась со мной, будила, когда я кричала. В конце концов, недели через две больше сил не стало терпеть это и однажды ночью, умирая от желания уснуть и боясь сделать это, я в полубредовом состоянии выскочила на улицу, пробежала за баню и, глядя на ночной зимний лес, закричала:
— Ты не ту выбрал! Я не хочу и не буду в этом участвовать! Я хочу, чтобы именно меня любили, а не лесавку во мне, ясно? Убери все это, я не хочу, мне это не нужно! Убери, пожалуйста, не мучь меня больше… — опустилась, рыдая, на снег. Всхлипывала, подвывая тоскливо, пока Ярослав не отволок домой, а Мышка не уложила спать, плачущую горько, уже почти спящую.