Идиллия XV СИРАКУЗЯНКИ, ИЛИ ЖЕНЩИНЫ НА ПРАЗДНИКЕ АДОНИСА[203]
Женщины. Глина III в. до н. э Гос. Эрмитаж.
198
199
201
Жители Мегары запросили однажды дельфийского оракула, какой город в Греции лучше всех. Пифия назвала много городов, не назвав Мегары; а когда они спросили ее вторично, она ответила, что о них и говорить не стоит. К этому случаю относится эпиграмма в «Пала-тинской антологии» (XIV, 73):
202
203
Мим «Сиракузянки, или женщины на празднике Адониса» пользуется наибольшей известностью из всех произведений Феокрита. Хотя по своим художественным достоинствам ни «Песня о Дафнисе» в идиллии I, ни «Колдуньи» не уступают «Сиракузянкам», а по глубине психологического анализа даже превосходят их, все же успех «Сиракузянок»— вполне понятен и заслужен: нигде уменье Феокрита изображать характеры и воспроизводить в изящной стихотворной форме непринужденную разговорную речь не выявилось так полно, как в «Сиракузянках». В схолиях указывается, что мим со сходным названием был в числе произведений Софрона («Женщины— зрительницы на Истмийских тор2кествах») и что он был переделан Феокритом; но так как мы не имеем ни одного фрагмента прототипа, то не можем сказать, в чем состояла переделка. Однако нельзя сомневаться в том, что эта переделка должна была только пойти на пользу миму Софрона, расширив полотно картины и углубив психологическую характеристику действующих лиц. Уже тот факт, что мимы Софрона предназначались для постановки на сцене, исключал возможность вводить в действие так много лиц и так метко и тонко характеризовать их в кратких и беглых репликах непрерывной легкой беседы, как это сделано в «Сиракузянках».
Мим «Сиракузянки» по своей композиции распадается на две части, что, по-видимому, было любимым композиционным приемом Феокрита (см. идиллии I, II, VI, X). В первой части две подруги, свободные горожанки среднего достатка Праксиноя и Горго, собираются на праздник, обсуждают семейные дела и свои туалеты. Даже в этой болтовне метко показано различие их характеров: Праксиноя легкомысленна и болтлива, Горго — сдержанней и умней подруги и не раз делает ей замечания (ст. 11 и 96). Вторая часть разыгрывается сперва на улице, потом у входа в зал, где происходит торжество, и, наконец, в самом зале. Мимоходом Феокрит умеет обрисовать в одном-двух стихах случайных встречных — двух мужчин, любезного и сердитого, и старуху, не упускающую случая сказать молодым женщинам несколько поучительных слов. Уже такая частая смена места действия также исключала возможность постановки на сцене и определяла созданный Феокритом жанр «мима для чтения». Во вторую часть включена песня в честь Адониса, которую поет приезжая певица-аргивянка. По окончании этой торжественной песни, носящей явно культовой характер, Феокрит сразу возвращает читателя к реальной жизни: Горго вспомнила, что ей надо бежать домой, чтоб накормить своего капризного мужа, и контраст этой бытовой черточки с последними трагическими словами плача об Адонисе является искусным приемом литературной техники, о которой заботились все поэты — приверженцы «малых форм», но которая ни у кого из них не достигала такого совершенства, как у Феокрита. Его искусство заключается именно в том, что оно совсем незаметно и что его художественно продуманные стихотворения производят впечатление безыскусственных набросков.
Однако уже давно замечено, что в безыскусственности «Сиракузянок» кое-где просвечивает политическая тенденция — восхваление Птолемея Филадельфа и его жены-сестры Арсинои; в беседе женщин одна из них мимоходом восхищается тем, что Птолемею удалось навести порядок на улицах Александрии (ст. 46—50), а в песне аргивянки и в многословных излияниях Праксинои (ст. 80—86) описано роскошное убранство зала, где происходит празднество, за что восхваляется Арсиноя.
Так же как в «Любви Киниски», Феокрит в этой идиллии дал верную картину общественных условий (см. комментарий к идиллии XIV) и точно отразил одно важное явление, которое особенно ярко подчеркивает контраст между бытом классической Греции и эллинистических монархий — полное угасание религиозного чувства в его общественно принятой культовой форме: праздник Адониса воспринимается горожанами Александрии только как зрелище, где можно потолкаться и поглазеть, и правители умеют использовать это обстоятельство. Религиозные же интересы питаются различными тайными культами, иногда изуверскими (как культ Кибелы и Аттиса); что же касается олимпийского пантеона, то он становится исключительно литературным украшением эпических поэм.