Выбрать главу

МЕГАРА[429]

«Мать моя, скажешь ли мне, почему ты так духом упала? Стонешь так тяжко зачем, и румянца, что виден был прежде, Нет на щеках у тебя? Отчего ты так сильно горюешь? Иль оттого, что могучий твой сын покоряться обязан Мужу ничтожному — лев в услуженье у лани бессильной![430] Горе мне! Чести не вижу: за что от богов и бессмертных И для чего рождена я была на печальную долю? С этой поры, как взошла я, несчастная, вместе на ложе С мужем отважным, дороже он был мне очей моих света. 10 Я и теперь его чту и душою пред ним преклоняюсь; Но не родился никто средь живущих, столь много терпевший, Нет никого, кто хоть в мыслях вкусил бы подобные муки. Стрелами он, злополучный, — ему вручены Аполлоном Были они, но Эринний иль Кер[431] это было сружье — Сам своих чад поразил и отнял у них жизнь дорогую, В буйстве носился по дому, убийством его наполняя. Я же, несчастная, их увидала своими глазами, Их, пораженных отцом,— что иному во сне не приснится. Не было сил у меня, чтоб им помп щи подать; непрерывно 20 Мать свою звали они, но казалась беда неизбежной. Так же как жалобно птица о гибели плачет жестокой Юных птенцов неокрепших, которых змея поглощает Страшная в зарослях частых; порхая вокруг непрерывно. Плачет любезная мать, выкликая пронзительным криком. Чадам не в силах на помощь прийти, потому что ужасным Страхом объята она пред чудовищем, жалости чуждым, — Так я, несчастная мать, о рожденных мной милых рыдая. В доме блуждала своем потерявшими разум ногами. О, если б пасть я могла и сама, меж детей умирая, 30 С печенью, насмерть пронзенной одною из стрел ядовитых! (Ах, Артемида-царица, владычица жен мягкосердых!) Нас бы родители, вместе оплакав, своими руками, Почестей много воздав, на общий костер положили; В общую урну златую собравши от всех нас останки, Вместе бы нас погребли, там, где некогда свет мы узрели. Ныне живут все родные в конями прославленных Фивах, Пашню глубокую там поднимают полей аонийских. Я же в Тиринфе крутом, злополучная, в городе Геры[432] Сердце снедаю свое скорбями; их счесть невозможно. 40 Отдыха нет никогда мне в течении слез непрерывном. Редко случается мужа узреть мне глазами моими В нашем жилище: его подавляет тяжелое бремя Многих трудов, для которых, по суше и морю блуждая. Силы свои напрягает—ведь сердце из камня иль стали Носит в своей он груди. Ты же, словно струя водяная, Плачешь всю ночь напролет и все дни, что нам Зевс посылает, Нет никого близ меня, кто бы мог мне дать утешенье, Нет из родных никого — не живут они в нашем чертоге, А обитают вдали, за увенчанным соснами Истмом[433]. 50 Нет у меня никого, кому можно б, в глаза заглянувши, Мне, что так много страдала, раскрыть свое милое <*ердце, Пирра со мной лишь, родная сестра, но сама она тоже Больше горюет еще о супруге своем, об Ификле, Сыне твоем. Родила ты двоих сыновей злополучных, Видно, обоим мужьям — и богу, и смертному мужу». Смолкла, промолвив, она. А из глаз ее жаркие слезы Хлынули, яблок крупней, потоком по груди прекрасной; Чад своих вспомнила снова и тех, что ее породили. Также за нею Алкмена свои побледневшие щеки 60 Слез омочила струей. И, от сердца глубин застонавши, С словом разумным таким обратилась к любимой невестке: «Дивная ты среди жен! Почему тебе это запало В разум твой мудрый? Зачем раздираешь нам сердце обеим Ты, говоря о беде бесконечной? И это не в первый Плачешь ты раз. Не довольно ль для нас и того, что с зарею Каждый приносит нам день? Как долго бы плакать был должен Тот, кто б задумал, сочтя наши беды, одну лишь оплакать! Да, мы такую судьбу получили от бога на долю. Ви'жу я также, что ты неустанной томишься печалью, 70 Милое чадо мое. Утомилась ты, знаю, от бедствий; Знаю, что даже и счастьем порою пресытиться можно. Горько рыдаю и я о тебе, и тебя я жалею: С нами пришлось разделить и тебе нашу мрачную участь, Рок, что над нашей главой нависает, как тяжкое бремя. Пусть меня Кора[434] услышит и в пышных одеждах Деметра — Те, кому вряд ли б решился принесть кто ложную клятву, Разве безумный, — я сердцем тебя не любила бы больше, Если б на свет родилась, изойдя у меня ты из лона, Если б ты в доме моем возрастала, как дочь мне на старость. 80 Знаю наверное я — от тебя не укрылося это, Отпрыск родной, потому и меня упрекать не должна ты, Если не меньше я плачу Ниобы[435] с густыми кудрями. Можно ли мать порицать за то, что о чаде несчастном Горько рыдает она? Я десять месяцев целых В лоне носила его, пока он на свет не явился. Он к Айдонею меня чуть не ввел, замыкателю двери, Столько, рожая его, претерпела я болей жестоких. Ныне же сын мой ушел, чтобы новый опять на чужбине Подвиг свершить; я не знаю, увижу ль, несчастная, снова 90 Я возвращенье его иль уже никогда не увижу. Страшное, кроме того, испугало меня сновиденье, Сладкий прервавшее сон. И охвачена страхом жестоким Я после этого сна — недоброе близится к чадам. Сын предо мной появился, руками обеими заступ, Слаженный крепко, держа, — мой Геракл с его силой могучей; Рыл он огромнейший ров, как батрак, что нанят за плату. С краю цветущего поля. Трудился совсем обнаженным, Был без плаща, без хитона, обвитого поясом крепким. После, когда он свой труд совершил и привел к окончанью. 100 Крепкий плетень он построил вокруг виноградного сада; Только свой заступ хотел он воткнуть возле края канавы, Снова одежды надеть, что его до работ облекали, — Вдруг, из глубокого рва вырываясь, безумное пламя Разом сверкнуло, и страшным огнем был отвсюду он схвачен. Стал он назад отступать, полагаясь на быстрые ноги, Думал Гефестовых стрел[436] избежать он, несущих погибель. Словно как щит поднимая, для тела защиты махал он Заступом влево и вправо; глазами ж кругом озирался, Места ища, где б его не спалило ужасное пламя. 110 Помощь ему принести устремился вперед, — мне казалось, — Храбрый Ификл, но, еще не дойдя до него, поскользнулся, Рухнул на землю, и, на ноги снова не в силах подняться, Там он лежал без движенья, как будто бы старец бессильный; Против желанья его принуждает унылая старость Возле дороги упасть; на земле он лежать остается Долго, пока не возьмет его за руку кто из прохожих, К старца седой бороде уважение в сердце почуяв. Так же на землю свалился Ификл, щитоносец могучий Я же, обоих увидев детей моих, силы лишенных, 120 Плакала долго об этом, пока не покинул глубокий Глаз моих сон, — и сейчас же заря предо мной засияла. Вот что за сны, дорогая, пугали всю ночь мое сердце. Если б все это могло, отвратившись от нашего дома, Быть Эврисфею во вред, и когда б для него оказался Дух мой пророком! Пусть бог это б так совершил, не иначе!»
вернуться

429

Автор небольшой поэмы «Мегара» неизвестен. В одной рукописи XIV в. она приписывается Феокриту, в большинстве же других она помещена без имени автора среди других буколик Феокрита и Биона; в нескольких рукописях перед ней или после нее находится поэма «Геракл—убийца льва» (см. XXV идиллию Феокрита); и, наконец, иногда она вместе с «Европой» и «Эросом-беглецом», помеченными именами Мосха, включается в ряд крупных поэм (Аполлония Родосского, Никандра, Оппиана и др.). С XVI в., начиная с издания Стефануса, принято относить ее вместе с «Плачем о Бионе» к стихотворениям Мосха, помечая ее, однако, как недостоверно принадлежащую ему.

Помещение «Мегары» рядом с эпиллием «Геракл—убийца льва», по всей вероятности, объясняется родственной темой: обе поэмы примыкают к циклу мифов о подвигах Геракла и имеют некоторые общие черты.

Поэма «Мегара» предполагает, что читатель знаком с тем трагическим эпизодом в судьбе этого героя, который разработан Эврипидом в трагедии «Геракл-безумец» и кратко рассказан в прозе в «Библиотеке» Аполлодора/Имеется упоминание о Мегаре и в  «Одиссее»  (XI,  269—270); ее и Алкмену встречает в царстве мертвых Одиссей./. Содержание эпизода таково: Фивы были некогда покорены жителями древнего минийского города Орхо-мена (об этом упоминает Феокрит в идиллии XVI, 105) и сделались его данниками; Геракл пришел на помощь фивянам, освободил их от уплаты дани и получил в награду руку дочери царя Креонта, Мегары; на младшей дочери  Креонта,  Пирре,  женился брат Геракла, Ификл. Геракл и Мегара имели двух сыновей. Гера, преследовавшая-Геракла своей ненавистью, не хотела допустить, чтобы он жил счастливо, и ввергла его в безумие: стрелами, полученными в подарок от Аполлона, он убил своих сыновей, а по трагедии Эврипида, и свою жену Мегару.

В данной поэме Мегара, оставшаяся в живых, оплакивает гибель-детей, живя уже не в Фивах, а в Тиринфе с матерью Геракла, Алкменой, и своей сестрой Пиррой. Геракл странствует по свету, совершая подвиги по приказанию Эврисфея, Ификл сопровождает его, и о судьбе их ничего неизвестно. Горькие сетования Мегары и-Алкмены и составляют содержание поэмы.

Поэма носит скорее лирический, чем эпический характер: она распадается на две равные части, два «плача» —Мегары и Алкмены,— между которыми от автора дан только небольшой переход в шесть стихов. Композиция поэмы своеобразна: она начинается без всякого введения, прямо с обращения Мегары к Алкмене и также внезапно обрывается на проклятии Алкмены Эврисфею, мучителю ее сыновей. Именно этот художественный прием дал повод исследователям сопоставлять поэму «Мегара» с эпиллием «Геракл—убийца льва» (см. комментарий к XXV идиллии Феокрита), тоже лишенным эпического обрамления. Высказывалось предположение, что они принадлежат одному и тому же автору; но поскольку никаких объективных данных мы не имеем, дальше гипотезы, созданной исключительно на< основании композиционного сходства, дело пойти не может. Нельзя, однако, не заметить, что «Мегара» гораздо более насыщена лирическим элементом, чем XXV идиллия.

Плач Мегары и плач Алкмены в свою очередь распадаются каждый на две части: первый — на рассказ Мегары о безумии Геракла и на плач в собственном смысле слова; речь Алкмены, наоборот, начинается с жалоб и кончается рассказом о страшном сне, который она видела в предыдущую ночь. Таким образом, отсутствие эпического повествования от автора восполнено рассказами обеих женщин; именно эти рассказы и являются эпической рамкой, в которую включены чисто лирические горестные жалобы Мегары и Алкмены. Лирические части поэмы несколько растянуты, многословны, излишне слезливы и сентиментальны. Наиболее удачно-построен рассказ о страшном сновидении: мать видит во сне, будто Геракл и Ификл во время тяжелой работы на поле — они роют глубокий ров — гибнут от внезапно вспыхнувшего пожара, причем Ификл порывается спасти брата, но поражен полным бессилием. Сон носит отчасти символический характер, так как он связан с судьбой Геракла: Геракл копает ров—намек на один его подвиг — отвод реки Алфея для очистки хлевов царя Авгия; Геракл гибнет в огне — предсказание его  смерти  на  костре  в Трахине.  В  то  же  время  сон написан в реалистических тонах: быстрая смена событий, падение-и бессилие Ификла, испуг и плач Алкмены во сне, ее внезапное пробуждение на заре и невозможность освободиться от тягостного впечатления, оставленного страшным сном, — все это описано живо, ярко и художественно. Кто бы ни был автором этой небольшой поэмы, нельзя отрицать у него известного литературного дарования.

вернуться

430

Геракл, сын Зевса и Алкмены, жены тиринфского царя Амфитриона, находился в подчинении у двоюродного брата своей матери, Эврисфея, и по его приказанию совершал свои подвиги. В день, когда Геракл должен был появиться на свет, Зевс похвалился тем, что в этот день родится тот, кто станет владыкой над всеми своими родичами (потомками Персея). Ревнивая Гера заставила Зевса поклясться, что это действительно исполнится, задержала роды Алкмены и ускорила роды жены Сфенела, дяди Алкмены; сын Сфенела Эврисфей родился раньше Геракла и, не будучи сам храбрым героем, получил власть над всем родом Персеидов.

вернуться

431

Керы — страшные божества, приносящие смерть в бою или от повальных болезней; Эриннии — первоначально только богини мщения за пролитую кровь родича; однако уже у Эсхила в «Эвменидах» эти образы  сближаются.

вернуться

432

Фивы — главный город Беотии, расположен в средней Греции; Тиринф— в Пелопоннесе. Расстояние между ними более 100 километров.

вернуться

433

Истм — Коринфский перешеек.

вернуться

434

Кора— см. примеч. к  «Плачу о Бионе», ст.  125.

вернуться

435

Ниоба — жена фиванского царя Амфиона, похваставшаяся своей многодетностью — у нее было семь сыновей и семь дочерей — перед Латоной, матерью Аполлона и Артемиды. За это Аполлон и Артемида убили всех ее детей невидимыми стрелами; Ниоба же превратилась в камень, источающий воду.

вернуться

436

Гефестовы стрелы — огонь.