Выбрать главу

Идиллия III КОЗОПАС, ИЛИ АМАРИЛЛИС[55]

Песню сейчас я спою Амариллис, а козы покамест Бродят пускай по горам! Сторожит их мой Титир, подпасок. Титир, послушай, дружок дорогой, ты за стадом присмотришь И к водопою сведешь; да построже за тем пригляди-ка Старым ливийским козлом: он бодается, будь осторожен! Прелесть моя, Амариллис, ну, что же ты в сумрак пещеры Милого друга к себе не поманишь? Иль стал я немилым? Иль я, красотка, вблизи показался уж очень курносым Иль длиннолицым тебе? Вот увидишь, я, право, повешусь! 10 Яблок[56] десяток принес я с собою, и там, где велела, Их постарался набрать; да и завтра я столько ж добуду. Видишь ты муки мои. Как хотелось бы мне обернуться Пчелкою, звонко жужжащей! Проникнуть я мог бы в пещеру, Плющ раздвинув густой, за которым от глаз ты укрыласъ. Эроса нынче узнал я: жесток он. Как видно, недаром Львиным вспоён молоком и воспитан он в чащах дремучих; Пламенем жжет он меня и до мозга костей пробирает. Глянь же, краса-чернобровка! Ах! Вся ты — как свежее сало! К сердцу прижми ты меня, козопаса, — уж как расцелую! 20 В деле пустом — в поцелуях — а сколько же радости сладкой! Видно, заставишь сейчас разорвать ты на мелкие клочья Этот венок, Амариллис моя, для тебя принесенный: Плющ обвивает бутоны[57], и с ним—сельдерей ароматный[58]. Горе мне! Что я терплю! И слушать, злодейка, не хочешь? Сброшу я шкуру с плеча и в пучину с берега прыгну. С места, где Ольпис-рыбак на тунцов свои сети раскинул. Если я там утону, тебе это будет на радость. Давеча вспомнил тебя и подумал, что больше не любишь. Маковым хлопнул листом и увидел, что лист, не порвавшись. 30 К локтю прилип моему и тотчас же без силы свернулся.[59] Правду недавно Гройо мне сказала, на сите гадая.[60] Молвила то ж Парабайтис, которой все травы знакомы: Полон тобою я весь, ты ж со мной не считаешься вовсе. Козочку белую я воспитал тебе с двойней козляток. Знаешь служанку Мермнона? Просила не раз уж, смуглянка. Ей подарить. И отдам, коли ты меня так презираешь. Правый мой глаз замигал; это значит — ее я увижу.[61] К этой сосне прислонясь, запою-ка я новую песню; Может быть, взглянет она — неужель ее сердце стальное? 40 «Как захотел Гиппомен получить себе девушку в жены.[62] Яблоки взял он с собой; Аталанта же, с ним состязаясь, Глянув, лишилась ума, да и прыгнула к Эросу в бездну. Пригнано стадо Мелампом-кудесником с Отриса в Пилос. И в награждение за это в объятья попала к Бианту[63] Дева, что матерью стала разумнейшей Альфесибои. Что же? Адонис-пастух, свое стадо по высям гонявший. Разве не смог он разжечь Киферею до страстного пыла.[64] Так что от трупа его она оторваться не может? Эндимиону завидую я, уснувшему крепко,[65] 50 И к Язиону я чувствую зависть, моя дорогая,[66] Знавшему много такого, чему даже трудно поверить». Ах, как болит голова! Что тебе до того? Вот не стану Петь я, в траву упаду — пусть съедят меня волки на месте! Слаще, наверно, чем мед, тебе моя будет погибель!
вернуться

55

Идиллия III носит комический характер. Содержание ее крайне несложно: простой неуклюжий козопас хочет ненадолго отлучиться от своего стада, чтобы воспеть равнодушную, или, вернее, охладевшую к нему красотку Амариллис. Поручив своих коз подпаску Титиру, он идет к пещере, где, по его мнению, спряталась Амариллис, и сперва пытается ее упросить и убедить своими мольбами и заверениями в любви, соблазнить подарками и запугать угрозой немедленного самоубийства; когда все это не ведет к желанному результату, он поет, очевидно, заученную им песню, состоящую из мифических примеров удачного сватовства, слабо связанных между собой. Комизм положения достигается целым рядом средств: во-первых, читатель так и не узнает, действительно ли находится Амариллис в пещере — может быть, и мольбы, и угрозы, и пение затрачиваются даром; во-вторых, наивные, даже грубоватые комплименты (сравнение красавицы с куском сала и др.), полная уверенность в надежности примет образуют резкий контраст с «ученой» песней, блистающей эллинистической эрудицией и заканчивающейся ребяческой угрозой отдать себя на съедение волкам.

Относительно подлинности этой идиллии никаких сомнений ни у кого не возникало; более того — в ней пытались видеть автобиографические черты из жизни Феокрита: эпитет, который прилагает к са~ мому себе козопас «σιμός» (курносый) сопоставляли с псевдонимом Феокрита (в VII идиллии и в «Свирели») —Симихид. Это предположение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть; во всяком случае, если Феокрит и подразумевал под злосчастным козопасом самого себя, то он, несомненно, хотел подшутить над собой, над каким-то своим любовным приключением и дать искусную пародию на вычурные мифологические объяснения в любви, подобные поэме Гермесианакта Колофонского: Гермесианакт, чтобы смягчить сердце свое»! возлюбленной Леонтион,  посвятил ей три книги мифологических элегий на любовные темы (одну элегию сохранил нам Афиней — «Пирующие софисты», XIII, 71—72); возможно даже, что данная пародия относится именно к элегиям Гермесианакта, так как этот поэт, как и сам Феокрит, принадлежал к косскому кругу поэтов. группировавшихся  вокруг Филета.

III идиллия носит также название «Κόμος», которое трудно перевести на русский язык; ближе всего к нему подходит заимствованное слово «серенада».

Композиция идиллии проста и изящна: после краткого пролога она распадается на три двустишия (ст. 6—11) и тринадцать трехстиший, из которых восемь принадлежат к свободной речи козопаса, четыре — к песне, и тринадцатое, последнее, является эпилогом; речь прерывается ровно на половине одним стихом (ст. 24), заключающим в себе отчаянный возглас козопаса, убитого молчанием Амариллис.

вернуться

56

Яблоки как символ любви  (см. примеч. к идиллии  II, ст.  120).

вернуться

57

Бутоны — вероятно, подразумеваются  нерасцветшие  розы.

вернуться

58

Сельдерей (apium graveolens) имеет красивые резные блестящие листья и поэтому часто употреблялся как обрамление букетов и венков.

вернуться

59

Гаданье, о котором здесь идет речь, описано в «Словаре» Поллукса (II в. н. э.)· «Листья телефила кладут на два пальца левой руки (большой и указательный), сложенные в кольцо и ударяют по ним ладонью другой руки; если удар оказывался удачен и лист от удара разрывался, то считалось, что тот, кого любят, вспоминает о гадающем». У Феокрита же лист этого растения кладут не на левую руку, а на локоть. Какое растение подразумевается под названием telephilon, неизвестно; схолиасты истолковывают его как мак Легран полагает, что это название относится не к растению, а к способу  гаданья  о «далеком  любимом».

вернуться

60

Гаданье  на  сите  заключалось  в  том,  что  подвешенное  сито  должно было двинуться в тот момент, когда называли имя лица, на которое гадали; обычно так разыскивали воров. В чем состояло неблагоприятное показание сита — неизвестно. si, 85 Имена  старух-гадалок и  Мермнона — вымышленные.

вернуться

61

Миганье  правым  глазом  считалось  хорошей,  левым — дурной  приметой.

вернуться

62

Гиппомен — юноша, победивший хитростью знаменитую охотницу Аталанту, обещавшую свою руку тому, кто победит ее в беге; Гиппомен получил от Афродиты яблоки и на бегу бросал их на землю; Аталанта, поднимая их, отстала от него, а яблоки Афродиты пробудили в ней любовь.

вернуться

63

Биант, царь Аргоса, просил руки Перо, дочери Нелея, царя Пилоса. Нелей потребовал,  чтобы ему пригнали  из  Фессалии  стада  быков принадлежавшие некогда его матери Тиро и угнанные фессалийским царем Ификлом; стада паслись на фессальском горном хребте Отрисе. Задача была нелегкой, так как Пилос, лежащий в южной части Пелопоннеса, отдален от Фессалии более чем на 300 км. Брат Бианта, Меламп, прорицатель и врач, отправившийся к Ификлу, сперва был задержан им как пленник, но потом за многие услуги в качестве врача получил в награду стада, которые пригнал Нелею. Биант взял в жены Перо и имел от нее дочь Алфесибою.

вернуться

64

Кифсрея — эпитет Афродиты от острова Кифера, где был ее известный храм.

вернуться

65

Эндимион — красавец-пастух, в которого влюбилась богиня луны Селена, когда он спал в пещере горы Латмос в Карий.

вернуться

66

Язион — возлюбленный богини Деметры, пользовавшийся поклонением в Элевсинских мистериях. Элевсинские мистерии — культовые празднества в честь Деметры и Персефоны в Элевсине, в Аттике; празднества совершались ночью и для участия в них требовался особый  обряд  посвящения.