Все здесь напоминало жилище каких-то сверхъестественных насекомых. Его вели длинными подземными ходами, два солдата шли впереди него, два позади. Габихт принял его раздраженно.
- Я понимаю, мой сын способен что-нибудь натворить. Он озорник. Но не допускаю, чтобы он мог быть повинен в этих катастрофах.
- Увидим, - сказал учитель. - Сегодня я ни за какие блага в мире не буду ночевать в своей квартире. Можете вместе со мной дежурить в саду.
Учитель жил в маленьком домике у вокзала.
- Извините, но у меня своих дел хватает, куда более важных... возразил инженер Габихт.
Однако утром он прибежал в сад. Ночью дом учителя был уничтожен небольшим снарядом, взорвавшимся прямо в его постели. Учитель со своего наблюдательного поста ясно видел кривую баллистического снаряда - он был величиной с кулак и оставлял огненный след.
- Я немедленно иду к командованию городского гарнизона, - заявил учитель. - Пойдете со мной?
Их принял начальник гарнизона, майор фон Шварц, в ведение которого входил и завод.
- Странная история... Действительно невероятная! А вы такую возможность допускаете? - обратился фон Шварц к инженеру. - Может, ваш сын быть виновником этих катастроф?
Габихт не знал, что и сказать. Он краснел, бледнел, пока фон Шварц не заорал на него.
- Я должен признаться, господин майор, - сказал инженер, - что как-то приносил домой планы нашего секретного оружия "Фау-2". У нас в конструкторском бюро было так много работы, что мы с ней не справлялись за день. Может быть, мальчик как-нибудь до них добрался. Ведь он способен очень многое запомнить. В некоторых вещах он весьма сообразителен. Никто не может сказать наверняка, что происходит в его голове...
Это признание предопределило судьбу старого учителя. Во-первых, он узнал, какое секретное оружие изготовляют на заводе. А во-вторых, сынишка инженера был, бесспорно, важнее того, кто его разоблачил. Учитель исчез в концентрационном лагере. И это, в сущности, его спасло.
- Ваш Бруно, вероятно, гений, - говорил фон Шварц, когда вместе с Габихтом и поваром комендатуры ехал к Бруно.
- Он идиот, - возразил Габихт. - У нас есть врачебное свидетельство.
- Тупица! Неужели вы не понимаете, какую проблему решил ваш сын? Вы сами и двадцать вам подобных не можете добиться, чтобы наши снаряды поражали определенную цель, не умеете ими управлять. А этот пятнадцатилетний мальчишка направляет их прямо в окно с точностью до полуметра! Понимаете, как важно, чтобы снаряды "Фау-2" могли разрушать в Лондоне заранее намеченные объекты и нам не приходилось бы выпускать их наугад?!
Габихт совсем растерялся.
- Но я никогда не приносил домой планов прицельной стрельбы.
- Разумеется. Потому что их не существует. Их разработал ваш сын.
Фон Шварц приказал повару распаковать свои свертки. Впервые за четыре года войны повар сбивал натуральные сливки для парижского торта, наполнял трубочки кремом и растирал масло для слоеного теста.
Бруно накинулся на лакомства, как свинья. Буквально зарылся в них носом. А пани Габихт причитала, что он испортит себе желудок. Фон Шварц стоически ждал. Наконец мальчишка отвалился и хотел убежать.
- Постой! - майор схватил его железной рукой. - Такие сладости будешь получать каждый день, если расскажешь нам, как ты это делаешь!
- Что? - спросила мать. - Он ничего не делает, он послушный мальчик.
Но майор оттолкнул ее к стене.
- Как ты нацеливаешь свои снаряды? - заорал он прямо в ухо Бруно. Признавайся, пока я не исполосовал тебе зад! - И вытащил из-за голенища хлыст.
Он взмахнул им, и пани Габихт упала в обморок. Никто не приводил ее в себя. Мальчик упрямо смотрел в угол комнаты, слизывая своим чересчур большим языком оставшиеся на подбородке крошки. Видимо, он ничего не понял. Он даже не сопротивлялся, когда майор его бил. Лицо Бруно при этом было лишено всякого выражения.
Фон Шварц сломал свой хлыст, вспотел и у него перехватило дыхание. Тогда он отпустил мальчишку и крикнул Габихту:
- Если к утру не выясните, как он это делает, ответит вся семья! Вместе с родственниками, - добавил он, выходя из комнаты.
Под окнами эсэсовцы уже выскакивали из машин, чтобы оцепить дом. Фон Шварц, сидя в автомобиле, все еще ругался. В этот вечер он отправился высыпаться в казарму и так и не вернулся в ратушу. Там оставалась только хорошенькая секретарша, вывезенная им из Италии в начале войны.
Ночью она погибла вместе с другими служащими, так как канцелярию в ратуше разрушил небольшой снаряд, который на этот раз пробил крышу и сжег все здание до самого фундамента. В казармах была объявлена тревога. Майор, вооружившись тяжелым парабеллумом, отправился к Габихтам.
- Где мальчишка? - сухо спросил он инженера.
Родители дрожащими голосами ответили, что он спит. Его нашли на веранде. Он монтировал ракету на игрушечном ракетодроме.
Фон Шварц пристрелил его сзади, выстрелом в затылок. Пани Габихт набросилась на него, хотела вырвать у него пистолет, она обезумела от горя, рвала на себе волосы и одежду.
- Что он вам сделал? Убийца!
Майор попытался ей объяснить:
- Мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь убивал своих ближних в отместку за всякую мелкую обиду. И к тому же применял для этого самую современную технику. Он идиот.
- А что делаете вы? Скольких людей убиваете вы в Лондоне своими снарядами? Чем вас обидел любой из этих англичан? У вас нет никаких оснований для таких убийств. Все вы идиоты, все!
Фон Шварц хотел немедленно арестовать ее, но тут раздался вой сирены.
- Не надо объявлять тревогу! - крикнул фон Шварц в телефонную трубку. Я уничтожил источник опасности...
В ответ на это зажигательные бомбы посыпались на жилые кварталы. Союзники открыли тайну Ксенемюнде. Этот налет стоил жизни четверти населения города. Погиб и инженер Габихт. Некоторые жалели его. Говорили, что он был замечательным инженером. Одним из первых создателей ядерного оружия. Гением.