— Это к делу не относится! — закричал я.
И тут же закрыл ставни гостиной и вызвал Терезу, чтобы объяснить ей положение дел, — за нами шпионят. Однако в глубине души я не мог сдержать радости оттого, что меня показали по телевизору, я стал знаменитым. Впрочем, не таким уж знаменитым, поскольку после репортажа не последовало ни единого звонка. Я проверил телефон, работает. Неудачное время, эти идиоты показали меня в неудачное время. Я снова открыл ставни, я заслуживал лучшего, и это лучшее, я не осмелился назвать его, был восьмичасовой выпуск новостей. Не помню, кто сказал, что популярность человека определяется в тот момент, когда находят его труп; я то считаю, что она определяется количеством телефонных звонков, когда его впервые показывают по телевизору. Я чувствовал себя почти задетым, и именно этот момент и был выбран двумя поляками, решившими позвонить в мою дверь.
VЭто не отражалось на их лицах, но именно так они представились: «Здравствуйте, мы двое поляков». До этого дня Польша представлялась мне чем то далеким, даже неопределенным, как слово «конец» в Поисках утраченного времени. Мне нечего было им сказать; я был рад за них. То, что они — поляки, казалось, доставляет им удовольствие. Я ждал, чтобы они объяснили мне причину своего присутствия на моей лестничной площадке. Они делали вид, что колеблются, переминались с ноги на ногу, раскачиваясь, как две свечки перед агонией. Наконец представились, показав корреспондентское удостоверение:
— Здравствуйте, я Витольд.
— А я Анджей.
Мне это не понравилось. Два жутких акцента, два диких имени. Я чуть было не захлопнул дверь, но, бесспорно, на меня произвело впечатление их корреспондентское удостоверение; теперь, когда меня показали по телевизору, я должен был вести себя соответственно своему рангу. Нужно поддерживать собственную популярность. Поэтому я пригласил их войти. И, только оказавшись в гостиной и заметив отсутствие Конрада и Терезы, которые уже спали, я сообразил, что они выбрали несколько позднее время для визита. Почти полночь. Я спросил у них:
— По моему, немного поздновато для работы?
— Ну, вы знаете, у журналистов нет расписания… всегда как на угольях, как у вас говорят… и, правда, когда мы посмотрели вечерние новости и репортаж про вашу историю, мы решили зайти к вам…
— Ах так? Значит, вы его уже видели? Как я выглядел?
— Очень хорошо, — сказал второй.
— Да, — подхватил первый, явно нервничая из за того, что второй перебил его (чувствовалось, что между ними идет война за лидерство). — Да, очень хорошо… правда, не совсем понятно, почему вы разгуливаете в перьях…
— Это к делу не относится!
— …Ах вот оно что… мы как раз собирались дать вам возможность все объяснить… будете работать с нами, и все всегда будет по делу, без обмана, ничего лишнего — только вы и ваша история.
Витольд выступил вперед, чтобы объяснить мне свою стратегию. Они хотели сосредоточиться на документальных съемках с погружением, так называемый метод «камера на плече», но, учтите, в соответствующих пределах, никакого вуайеризма. Ради этой работы они планировали поселиться у меня на какое то время, по крайней мере до вынесения решения суда относительно опеки над Конрадом. Фильм о нас, вау!!! Я согласился, изображая смущение. Двое поляков отправились за двумя огромными чемоданами, которые поджидали их на темной площадке. Журналисты признались, что очень устали, и спросили, где могут расположиться. Я с радостью уступил им свою комнату. Я спокойно мог поспать несколько дней на диване в гостиной, чтобы обеспечить себе место в истории.