— Слушай… — Наташа оглянулась. — Мне надо идти…
— Да, конечно…
— Я не знаю… А… у тебя есть…
— Телефон?
— Ну, да…
— Есть…
— А ты…
— Я? Да. Если ты хочешь, я оставлю.
— Отлично…
Он начал искать в бардачке, девушка-пассажирка что-то вежливо спрашивала, но он, кажется, не слышал.
И Наташа отчетливо увидела его специфику, его спазматичные движения. Такие бывают только у тяжело болевших и, возможно, больных еще и сейчас… Такие движения бывают у тех, кто вообще долго был без движения. Наташа закусила губу. Страшно даже представить, что он пережил! Страшно подумать, какими были его лежачие дни, как он учился всему заново…
— Ты сама запиши, ладно? — он протянул маленький таксистский блокнотик, ручку. — У меня тут проблемки… Я скоро от них избавлюсь, но пока…
Рука дрожит и плохо держит ручку. Он не сказал этого.
— Когда тебе можно позвонить?
— Когда хочешь, я живу один…
Наташа отдала ему ручку, подумала, потом наклонилась поближе, чтобы не испугать девушку-пассажирку.
— Вить, у меня дела. Мне надо их решить, надо помочь одному человеку, а потом еще подъехать кое-куда…
— Ну, конечно! — Яковлев охотно кивнул. — Я не держу! Пока! Рад был!
— Погоди… А потом… Часа через два… Я только заеду домой и возьму вещи… Они уже собраны… Часа через два я приеду к тебе… И я уже не уеду. Если захочешь, я не уеду!
Яковлев смотрел и смотрел.
Дамы-коллеги отвлекали Михал Михалыча.
— Что-то случилось? — спросил Яковлев.
— Ну, да… Я кое-что поняла…
— Что?
— Подождите минуточку, — попросил Яковлев пассажирку. — Мы сейчас закончим!
Та кротко вздохнула. И Наташа подумала, что Михалу Михалычу будет приятно и хорошо с этой милой девочкой.
Он вышел из машины, высокий, худой. Сделал шаг, чуть-чуть подволакивая ногу.
Стояли «молния» к «молнии».
— Любишь, говоришь? — спросил он мятным шепотом.
— Люблю.
— Действительно, любишь?
— Люблю.
Распахнул руки, загреб и прижал изо всех сил. И остались так стоять.
— О, кто пришел! — Костик отворил дверь, пропустил в коридор. — Ленка моя любимая приехала! Ах, какая молодчина! Вот я рад!
— Дядь Кость! С наступающим! Это тебе!
Дима подал, а Лена протянула огромную конфетную коробищу.
— Конфеты? Ты помнишь, да? — Костик распахнул седые ресницы. — Ну, ты моя умница! Даже не думал! Вы проходите! Сейчас мы эти конфеты рассмотрим поближе! Сейчас чаю! Или кофе?
— Да мы на минуту!
— Никаких! Я тебя полгода не видел! Где полгода? Больше! С марта! Найди уж полчасика, поговори со стариком!
Лена кивнула Диме: раздеваемся. Дима кивнул Лене: как скажешь.
— Дядь Костя! А ты сейчас работаешь где-нибудь?
— А как же! На елках! Почетным Дедом Морозом!
— А на телевидении ничего?
— Да что ты! Я уже на пенсии! Меня с моими морщинами уже и загримировать-то проблематично! Нет, это все давно уже… А что за молодой человек?
Дима привстал, протянул руку.
— Дмитрий, боевой товарищ…
— И любимый человек!
— Вот как? — Костик посмотрел на Лену, но спрашивать не стал.
— Мы с Сергеем разошлись, дядя Костя. Так получилось…
— Ну, что же… Что ты тут сделаешь?.. Разошлись, значит… Ты — человек серьезный, просто так шашкой не машешь… А вы, боевой товарищ?
— А я вообще шашкой не машу. Предпочитаю забрасывать снежками.
— Шапкозакидательством злоупотребляете?
— Нет, использую любой шанс, наращиваю силу характера!
— Сообразительный, — резюмировал Костик. — Ну, давайте! Пробуйте свой подарок!
А вкусные же конфеты, когда дорогие! Хорошо сидеть и есть конфеты, и никуда не бежать, и ничего не бояться.
— Вы давно с мамой разговаривали?
— Да вот с моей свадьбы и не разговаривали. Я ей сообщил, и она, конечно, окончательно вычеркнула меня.
— Ну, я бы тоже вычеркнула… Если бы мой любимый человек женился на другой!
Костик хотел переспросить, но только поискал подсказки у Димы. Что делать? Может быть, у Лены какое-то особенное настроение? И с ней надо соглашаться, с ней надо быть сегодня особенно корректным?
— Ну, я бы тоже вычеркнул такого человека, если бы он женился на другой! — Дима нахмурил брови, строго посмотрел на свои ногти. — Так что я присоединяюсь!
— Ладно, дело ваше. — Костик выключил свистящий чайник, поставил его на стол, выгреб разномастные бурые чашки, потом сунулся в холодильник. — Может, водочки?