И поэтому фея в конце концов спросила:
— А они бывают?
— Что?
— Выдающиеся и всеми признанные романы. К примеру, с музыкой дело обстоит так: один любит или, если вам угодно, находит выдающимся одно, другой — другое. Я хочу сказать, такие вещи ведь не математика и не прыжок в высоту.
— Ну да!.. — Огайо откашлялся. Ситуация начинала забавлять его. С ума можно сойти, что говорит эта девушка. — Но вы вряд ли станете отрицать, что, например, Гете — один из самых выдающихся авторов, и при этом любим всеми.
— Не знаю, никогда не читала, но для одной моей приятельницы самым выдающимся автором был журналист, который писал в ее любимом иллюстрированном журнале про приемы у знаменитостей. Он и правда это здорово делал. В любом случае вам придется сформулировать свое желание поточнее. Потому что — хочу вас предупредить — что-то одно останется невыполненным. Или «выдающийся», или «всеми признанный», или «роман». Ибо хоть мы и выполняем желания, но не устраиваем мир по-новому.
— Но это же… — Огайо потряс головой. Ничего подобного он никогда не слышал. — Вероятно, вы не поняли, что для меня означает «всеми признанный». О таких, как ваша приятельница, я при этом, честно говоря, не думаю. Я имею в виду литературный мир, действительно важных людей, газеты, телевидение…
— Ах так, понимаю. — Фея отвела от него поскучневшие глаза. — Вы хотите в ток-шоу.
Огайо растерялся:
— И это тоже. Но разумеется, речь идет обо всем, что связано с книжным бизнесом.
— Ну хорошо, но я не могу обещать вам, что тогда ваш роман полюбят. Я хочу сказать, простые люди. А умеет ли бизнес любить — в этом я слишком мало разбираюсь. Но как вам угодно.
— Минутку! — Огайо стало немного страшно. — Конечно, я хочу, чтобы и читатели меня любили.
— Все?
— Как можно больше.
— В журнале моей приятельницы была такая рубрика: «Доброе дело недели». Собаки, спасшие чью-то жизнь, и тому подобное. Эту рубрику мы обе читали с удовольствием.
— Вы хотите заморочить мне голову?
— Вовсе нет. Моя задача — понять ваше желание как можно точнее, чтобы потом, по исполнении, не было разочарования. Хотя, скажу вам прямо: разочарования всегда возможны.
— Что это значит?
— Я уже сказала: мы не устраиваем мир по-новому, мы уважаем его законы. Если бы, например, вы пожелали стать автором лучшего диска года, то я могла бы заранее сказать, что вы не получите премии как лучший певец года. А если вы хотите быть лучшим певцом, то не будет лучшего диска года. Это ведь так просто.
— Спасибо. Ничего себе пример.
— Я только хотела объяснить. С желаниями дело обстоит так же, как в жизни: чем выше поднимаешься, тем глубже падаешь. В любом случае, по моим наблюдениям, для людей лучше всего задумывать желания, соответствующие их собственным возможностям.
Огайо опустил глаза на лихтенштейновский закат. В чем-то фея права, но в чем именно? Конечно, он не знает никого, кроме нее, кто при словах «выдающийся, всеми признанный роман» не сразу понимает, что это значит. Хотя… Вот и Марита приходила в восторг совсем от других книг, чем он. Вместо Томаса Манна и Германа Гессе, его недостижимых кумиров, она восхищалась — кроме него самого, но это не в счет — Герой Линд. А что, если в конце концов все действительно одинаково ценно? Или можно сомневаться в том, что Гера Линд трогает Мариту больше, чем «Степной волк»? С другой стороны, есть люди вроде концепт-менеджера, они читают в газете, что тот или иной роман — шедевр, верят этому, рассказывают другим и добиваются того, что под конец автора узнают даже таксисты. Разумеется, Огайо хотелось всего: восхищения Мариты, уважения менеджера и робкого восторга таксиста. Но — этот вопрос так осознанно он задал себе впервые — кого он должен принимать в расчет? Чьи ожидания он хочет удовлетворить? И вообще, знает ли он, что представляют собой эти ожидания? Он никогда не понимал, что именно Марита так ценила в Гере Линд. Точно так же, как она не могла понять его любви к Герману Гессе. Она называла Гессе «китчем для школьников» — и это она-то, почитательница Геры Линд! Тут уж сразу перестанешь понимать, что к чему. А если на минуту забыть про фею и соблазн выпросить чудо, то уже много дней у него есть только одно желание: наконец сделать сцену с полковником.