Фея очень вежливо покашляла.
— Хорошо бы…
— Хм. — Огайо не поднимал глаз. Он еще не совсем решился. Еще десять минут назад иерархия литературного мира не вызывала у него сомнений. Что выше, что ниже, значительно, незначительно, хорошо, плохо — тут не над чем было надолго задумываться. Да и ненадолго тоже. И при этом ему казалось, он всегда точно знал, какое место занимает в литературной табели о рангах. А теперь? Если серьезно отнестись к словам феи… Как бы то ни было, он продал несколько миллионов журналов, помог с приятностью убить время людям в метро, залах ожидания, домах престарелых; за его тексты его любили разные женщины, он получал письма, в которых читатели рассказывали ему, что в начале каждого месяца они первым делом бегут в киоск, чтобы купить его следующий роман, и как полковник и Снек из Алабамы учат их мужеству в повседневной жизни. В целом, оглядываясь на свою карьеру, он видел: она была полна трогательных мгновений, когда совершенно чужие люди заявляли, что он сделал их на несколько часов счастливыми. Почему это ему вдруг вздумалось пожелать написать выдающийся, всеми признанный роман?
Огайо поднял глаза:
— Честно говоря, вы меня немного сбили с толку.
— Это бывает при наших посещениях. Но не надо так волноваться. Обычно от одного желания зависит намного меньше, чем люди думают.
— Ну хорошо, — Огайо собрался с духом. — Я хочу найти верную интонацию и правильное завершение сцены, над которой бьюсь уже больше недели, и не могу продвинуться ни на шаг.
Он вопросительно посмотрел на фею. Фея улыбнулась:
— Ваше желание исполнено.
Я сидел на койке, когда в казарме раздался приказ полковника:
— Стройся!
В первый момент я подумал, что это опять какая-нибудь ерунда. В сотый раз вычистить казарму, из которой через несколько дней все равно уходить, или, может, кто-то стащил из кухни колбасу, как на прошлой неделе, и полковник снова решил поиграть в детектива. Поэтому я не забеспокоился, хотя его голос звучал так, словно знамена Красной армии развевались уже прямо у него под носом. Но тут в казарму вбежал Генрих и крикнул:
— Черт, он хочет уничтожить деревню!
— Что?
— Вроде бы вчера ночью партизаны взорвали какой-то наш поезд. И вот — возмездие.
— Но какое отношение к этому имеет деревня?
— Разумеется, никакого. Но им все равно.
— Мы должны этому помешать! Нельзя, чтобы это произошло!
— Да? — Генрихт- он натягивал куртку — на секунду замер и посмотрел на меня. В его взгляде были насмешка и чуть-чуть сострадания. — Мы должны помешать этому? Из-за твоей красотки? Лично я не хочу никаких неприятностей. Через неделю нас здесь не будет, и все уйдет в прошлое. На твоем месте я бы уже начал забывать малышку. Это же просто обычная интрижка.
— Интрижка?! — Больше всего мне хотелось ударить его. А он продолжал застегивать куртку, потом потянулся за автоматом. — Генрих, я тебя прошу! Если мы все откажемся, он ничего не сможет сделать!
— Откажемся? Ты спятил? Ты же знаешь, что тогда будет. И потом, — Генрих понизил голос, — все равно война скоро кончится. Именно поэтому я совсем не хочу рисковать.
— Ага, а если бы она продолжалась еще десять лет, ты пошел бы на риск, так, что ли?
— Ради Бога, перестань кричать! А то полковник тебя услышит!
— Ответь на мой вопрос!
— Лучше ты ответь на мой: почему мы должны рисковать своей жизнью только для того, чтобы ты… — Ухмыляясь, он непристойно покачал бедрами. Я вскочил и ударил его кулаком по лицу. — Идиот, засранец! — слышал я, выбегая из комнаты. Я несся на двор.
Почти все уже стояли в строю, полковник начал распределять задания. Увидев меня, он замолчал и положил правую руку на кобуру.
— Смотри-ка, Кратцер, — сказал он, когда я, запыхавшись, остановился перед ним. — Меня радует, что вы так торопитесь принять участие в акции.
— Вы, — я с трудом дышал, стараясь говорить спокойно, — вы не можете этого сделать. Это же простые крестьяне.
— Вот как? Простые крестьяне. Даже если бы это имело какое-то значение, вам-то откуда это известно?
— Да я был там несколько раз, ходил в разведку.
Полковник повернулся к солдатам:
— А, теперь это называется разведка!
Солдаты угодливо захихикали.
— Прошу вас… Они не имеют к этому отношения. Там наверняка нет ни одного партизана. И, — я, насколько мог, уверенно посмотрел в глаза полковнику, — мы ведь все равно скоро уходим.