Но сейчас перед ним, очевидно, что-то совсем другое. Вот он только что выпил стакан пива, и, если прикоснуться коленкой к ножке стола, он ее чувствует. И все-таки перед ним парит прозрачная фигура и дарит ему желание. А ему это кажется правдой.
— И чего же я пожелал?
— Мне очень жаль, но я каждый день принимаю столько желаний, что почти никогда не могу вспомнить чье-то конкретное.
— Но ведь, наверно, я каждый день чего-нибудь желаю?
— Это все равно. Одно из ваших желаний стало причиной для моего появления. И теперь вы можете — разумеется, в рамках правил — пожелать все, что угодно.
— Ага.
«Чего же я хочу?» — подумал Макс и беспомощно посмотрел на фею.
— Еще раз, что запрещено?
— Бессмертие, здоровье, деньги, любовь.
Макс затянулся сигаретой и задумчиво покачал головой. У него сразу же нашлись бы идеи касательно любви. Например, он вот уже два месяца регулярно встречается на бадминтоне с Розалией из рекламы зубной пасты, но дальше беглого поцелуя в щечку дело не идет. Он даже спрашивал себя, не лесбиянка ли она. А уж про большую, глубокую, долгую любовь, по которой он, как и любой другой, тосковал и которая с годами и опытом, казалось, уходила от него все дальше и дальше, — и говорить нечего. И пожелания относительно денег он смог бы назвать не задумываясь. Правда, зарабатывал он неплохо, но в своей верности Ронни вложил все сбережения в акции «Гуд ризонз». В последние шесть лет вилла на берегу озера, которую Ронни предсказывал ему в результате выхода на биржу, была ему не по карману больше, чем когда-либо раньше. (О том, что для Ронни вилла — и не просто вилла, а двенадцатикомнатная, с маленьким парком и причалом — оказалась вполне возможной уже через четыре месяца, он предпочитал не думать.) А здоровье, бессмертие? Максу было за тридцать, и, несмотря на сигареты и алкоголь, врач раз в два года заверял его, что у него превосходное здоровье. Естественно, после тридцати он иногда начинал подсчитывать. Если здоровье подведет, то половина пути уже пройдена. А Макс любил жизнь. Он бы не возражал против нескольких лишних лет жизни. Но что с них толку, если здоровье подкачает? Вот пожелает он сейчас прожить сто лет, а с семидесяти окажется прикованным к постели? И его будут кормить через зонд или еще что-нибудь в этом роде?
Макс отбросил потухшую сигарету и снова посмотрел на фею, которая уже начала обеспокоенно покачиваться в воздухе взад и вперед.
— А чего желают другие?
— А самое разное. Некоторые просят несколько недель отпуска, другие — посудомоечную машину.
— Посудомоечную машину?.. — Макс растерялся. — Вы шутите?
— Уверяю вас, нет. У посудомоечной машины очень высокий рейтинг. Третье или четвертое место.
— А что на первом месте?
— Прославиться.
— О-о. И как вы это выполняете, раз столь многие этого хотят?
— Угадайте.
— Понятия не имею.
— Ток-шоу. — Максу показалось, что губ феи коснулась холодная улыбка. — На самом деле это из-за нас сейчас на телевидении так много ток-шоу. Наш шеф до этого додумался.
— То есть это ваш шеф решает, в какой форме будет исполнено желание?
— Если оно нечетко сформулировано. С желанием прославиться это часто бывает. Большинство не может ответить на вопрос как или чем, но стоит на своем. И тогда за дело берется шеф.
— Ток-шоу — не самая хорошая идея.
— Зато практичная и, уж во всяком случае, лучше, чем заставить человека прыгнуть с небоскреба.
— Ну, с этой точки зрения… Но разве слава не относится к графе «бессмертие»? А посудомоечная машина — к графе «деньги»?
— В общем, да. Если достаточно долго об этом думать, то, наверно, любое желание попадет в какую-то графу.
— До того, что посудомоечная машина стоит денег, додуматься просто.
Фея вздохнула:
— Послушайте, правила придумала не я. Я принимаю желания и объясняю людям, что можно, а чего нельзя. Посудомоечную машину можно, тысячу марок нельзя. Если вы хотите знать, почему это так, вам следует обратиться к шефу.