— Быть может, кто-то и молился. Быть может, эти четверо тоже. Быть может, они отринули все свои надежды и идеалы, и вознесли молитву Сатане. И если бы они сделали так, и если бы Сатана возвёл их на высокую гору и сказал: «Дам вам все царства этого мира, если пав, поклонитесь мне», д умаю, многие приняли бы его предложение. Когда смерть готовится пожрать тебя, ты видишь всякое. Приходят откровения. Когда Иисус умирал на кресте, какие великие тёмные врата растворились перед ним?»
Я забылся. Меня заполнила смесь гнева, несомненно, греховного и благочестия, которое, пожалуй, таковым и не являлось, но всё-таки с медицинской точки зрения было неразумным, и я сильно встряхнул его и произнёс: — Я верю, что, когда Господь страдал на кресте дабы искупить всех нас, он видел разверзшиеся небеса и слышал голоса ангелов.
Но человек на кровати лишь глянул на меня и печально переспросил: — А ты уверен?
Потом он отвернулся, вздохнул: — Чушь… — и долго оставался безмолвен. Я понял, что снова ошибся. Единственной надеждой оставалось позволить всем богохульствам излиться из него, словно поток нечистот, а затем, когда он избавится от них, попытаться направить его помыслы к упованиям на небеса. Я молил Бога о мудрости и силе, чтобы совершить такое.
Тем не менее, мне придётся выслушивать все его речи, полные уныния и стараться прощать всё, что услышу.
В тот миг мне что-то послышалось за окном, будто хлопнула крыльями большая птица, а затем донеслось царапанье, словно что-то пробежало по стене снаружи. Я встал, подошёл к окну и выглянул. Была видна только пустынная ночь. Я прикрыл ставень.
Когда я опять сел подле кровати, тот человек открыл глаза и, по-видимому, вполне пришёл в себя, словно лихорадка отступила от него. Слегка приподняв один уголок рта, почти что насмехаясь, он проговорил:
— Тебе ведь хотелось бы услышать и оставшуюся часть, верно?
— Да, если ты пожелаешь её поведать.
— Ну что ж, братец. Вообрази, что те четверо сидят на вершине холма, спиной к разрушенной твердыне, перед ними, куда не кинь взгляд, вражеские походные костры, а затем из тьмы, просто из воздуха раздаётся голос, который говорит: Идите за мною.
Я затаил дыхание и ничего не ответил. Не пытается ли он дьявольски искусить меня?
Прозвучал горький и негромкий смешок.
— Не возмущайся так, братец. Знаю, за всю историю эта наживка применяется уже не первый раз, но она действенна до сих пор, разве нет?
Я не знал, что и думать. Мне представлялось, что человек передо мной отчего-то не тот же самый, что был минуту назад, словно в нём обитало множество душ и сейчас говорила совершенно иная. Мною начал овладевать страх. Я укрепил себя молитвой.
Он продолжил свой рассказ.
— Теперь вообрази, что сам воздух разверзся перед тобой, будто дверь и перед глазами замерцал кто-то, целиком закутанный в струящиеся чёрные лохмотья и это явно не ангел, посланный с каких-нибудь небес, о которых ты читал в своих священных писаниях, но всё-таки мощь, ужасающее могущество, которое протягивает руки и изрекает: «Идите за мною». Оно обращается к заблудшим, к отчаявшимся, к тем, кто считает себя уже проклятыми и они берутся за его руки, все четверо, отчаянно их сжимают и, каким-то образом, уносятся прочь. Но я забегаю вперёд. Сперва представим эту компанию. Жеан — набожная и героическая душа, на самом деле отрёкшийся от своего богатства и владений, чтобы отправиться сражаться за Христа и освободить святые земли. Думаю, его отчаяние было чернейшим из всех, ибо он понял, что никогда не сумеет сделать ни первого, ни второго. Ульрих — внебрачный сын мелкого лорда, получивший в наследство разве что свои доспехи да меч и понимающий: если он желает добиться от мира чего-то большего, то нужно хвататься за любой шанс, даже такой. Годрик, его оруженосец, за горсть медяков перерезал бы вам глотку ещё охотнее, чем его хозяин. Мальчика Йона можно не брать в расчёт — блаженный дурачок, вроде того отшельника, что затеял весь этот фарс. Может быть, ему тоже являлись видения. Может быть, он ещё верил всему, что ему говорили. Как бы то ни было, сойдёмся на том, что явившийся не мог оставить кого-то одного, но кому ведомы пути призраков и сущностей, обитающих в воздухе? Этим четверым явилось то существо, и эти четверо вознеслись на ветра, двигаясь по воздуху, словно летящий дым. Какое-то время они парили над равнинами, взирая сверху вниз на сельджукские костры. Потом эта компания очутилась среди облаков, а затем опять на твёрдой земле, пробираясь каменистыми равнинами и пустынями, по горам, через продуваемые всеми ветрами иззубренные, а временами и заледенелые местности, каких никто из них прежде и не видывал. Иногда загадочный проводник сопровождал их. Иногда он брёл вместе с той четвёркой и даже преломлял с ними хлеб, ибо отчего-то, словно Илия, которому вороны приносили пищу в пустыню, они никогда не оставались без пропитания. Иногда он парил в воздухе, во тьме, незримый, но и присутствующий, наполняя их умы кошмарными снами наяву, в которых они зрели перед собою, в царстве беспросветной тьмы, вздымающуюся к звёздам чёрную башню и там, в вышине над миром, светилось одно-единственное окно и, каким-то образом, нашей четвёрке стало ясно, что в том высоком покое на вершине надмирной башни восседает тот, кто является не человеком, но гораздо большим; кто носит жёлтую шёлковую маску, чудно двигающуюся, к огда он говорил — тот, кто мог дать ответ на все их вопросы, и раскрыть им всяческие тайны и предназначение каждого.